И, конечно, выстраивается новый культурный канон, с правильными кумирами.
Главным поэтом в России сейчас стала Юнна Мориц.

Сегодня «Известия» посвятили ей аж целых два материала. Один написал «философ и писатель Андрей Ашкеров». Особенно прекрасна первая фраза: Любое литературное творение представляет собой явление идеологической жизни. Однако мода на искусство социального заказа прошла, и литераторы либо предпочитают не думать о том, что они инженеры душ, либо думают настолько нарочито, что дискредитируют эту роль.
<…> Начиная с 1990-х роль писателя на службе общества была монополизирована доктринальными либералами: Быковым, Иртеньевым, Шендеровичем, Рубинштейном и многими другими. <…> Фронда литераторов была скроена по лекалам эстетического формализма в том их виде, который был обозначен партийными защитниками сталинской неоклассики во главе с А.А. Ждановым. Формализм из перспективы ждановского агитпропа является практикой систематического банкротства всевозможных содержаний и прежде всего содержаний социальных и классовых (хотя сами они тоже легко могут быть поняты как дань форме). Попросту говоря, фрондеры монополизировали литературный язык. Литературные творения либеральных писателей «при исполнении» не должны были служить иллюстрацией их взглядов. Однако это и было призвано стать доказательством того, что вышеуказанные взгляды настолько истинны, что не требуют обсуждения ни в тезисах, ни в сюжете.

Возражение было возможно только на уровне революции в отношении языковых средств. Однако и революционные процессы в языке были отданы на откуп фрондерам. Выразительным признавалось только то, что имело под собой опыт банкротства содержаний. Содержания банкротились без стыда и сожаления. Не ради принципов чистого искусств — на это не хватило таланта, — а по-простому: через хиханьки да смешки. Фрондеры представляли себя великими ирониками! Возник феномен сатирика на службе олигархии, противника униженных, гонителя оскорбленных.

При этом либеральные доктринеры от литературы никогда не аттестовали себя в качестве доктринеров. Они, конечно, люди «с позицией», но эта позиция диктуется не доводами, а общностью происхождения. Мориц напомнила о себе в самом конце 1990-х. Под занавес XX века, закончившегося бомбардировками Югославии, она выпустила антинатовский цикл.

Это была совершенно другая поэзия. Поэтесса, казалось, получала наслаждение от того, что ее заносит. Новая Мориц оказалась по-хлебниковски щедра на неологизмы — отделенный от носителя язык мертв, поэтому да здравствует другой язык. Пусть он рождается в корчах!

Не только критики, но и некоторые былые поклонники предпочли анализу позу брезгливости: Юнна, мол, «выжила из ума», «растеряла талант», «занемогла». Все бросились говорить о том, что старой поэтессы больше нет. Не только тогда, но и теперь мало кому хватило ума и мужества признать, что родилась новая поэтесса. Юная Юнна. Это поэтесса не для библиотекарш с их библиотеками. Она для площадей, для того, чтобы улица снова не корчилась безъязыкой.

Эту статью следует признать блестящей. Задействованы проверенные временем диаматовские категороии типа «формы и содержания», «революции в языковых средствах», есть ссылка на тов. Жданова, но вдумчивая ссылка, серьезная. В то же время не забыты Хлебников и «план выражения». Ну и Рубинштейн получил по заслугам.

Автор второго панегирика – Егор Холмогоров. Его текст не такой интересный. Он про фашистов. От которых спасают Европу «повстанческие ПВО». Ну а виноваты во всем, как водится, евреи:

Для человека поколения Мориц, пережившего войну, очевидно, что только Россия, только русский народ — действительная и настоящая защита от этого фашизма, от этой жестокости и лицемерия.

Когда бы европейское еврейство,

Убитое фашистами, могло бы

Европе предпочесть Урал, Сибирь, —

Оно бы не погибло в душегубках,

В концлагерях, живьем бы не сгорело,

Шагая в крематорий Катастрофы

Под музыку еврейских скрипачей.

Как говорится, расскажите об этом Соломону Михоэлсу. Но Холмогоров продолжает:

Для Мориц русофобия — это форма осуществления глобального фашизма, глобальной гитлеровщины, распоясавшейся до полного беспредела. И победа этой русофобии, победа осатаневшего Запада над Россией — это прелюдия ко всеобщей катастрофе. Некогда привечаемая в диссидентских кругах, нелюбимая советской цензурой поэтка-еврейка становится русской. Очень неудобным для литературной общественности автором.

За последние годы Мориц превратилась в поэта-публициста. Ее стихи стали чем-то вроде колонок политобозревателя, и с началом войны на Донбассе их количество перешло в качество.

Нет, все-таки хорошо учили диамату в советских вузах. И вывод: Мне нравится боевая публицистика сегодняшней Мориц: поэт в России — это пистолет.