О технологиях (форме) и реальных процессах (содержании). Часть первая
Коллеги начали интересную дискуссию (тут, тут и тут) по вопросу соотношения политических технологий, обеспечивающих контроль и управляемость политических процессов, и реальной политической повесткой, движения политической жизни в происходящих внутри России сюжетах. Все сходятся в том, что «развитие избирательных технологий в России и работа на внутриполитическом поле продолжает идти по пути чрезмерного акцента на технологии в ущерб смысловому наполнению».
С этим трудно поспорить. Можно даже больше сказать, что технологии управления достигли своего пика и тотального совершенства, при этом политическая жизнь в том смысле, в котором это понятие используется в политологии, практически совсем исчезла. Простой пример – когда приближаются выборы в Госдуму идет серьезная медийная борьба за победу. Вместе с тем, по большому счету, это все отвлечение для пролов, чтобы было на что посмотреть. Реально для власти нет никакой проблемы в том, в каких пропорциях в Госдуме будут представлены нынешние пять партий. Потому что технологии управления и контроля.
Скажу крамольную мысль, что даже если у КПРФ будет 40-50% депутатов Госдумы, голосовать эта партия будет не хуже «Единой России». Почему? Просто это такая же партия власти как и Единая России, только с другим содержанием для сбора своей электоральной ниши. Просто обрежут наиболее радикальные пункты из своей программы и станут подлинными социал-демократами. А это и есть ЕР в нынешнем виде. Тоже самое будет, если победят, например, «Новые люди». Очень быстро они трансформируются в социал-демократов, а их место на правом фланге займет новая партия.
Почему и откуда такие метаморфозы? Да все очень просто. Первое. Наши партии очень слабо связаны со своим базовым электоратом. Второе. Все пять партий, представленных в Госдуме, это все филиалы власти, каждая со своей Башней в Кремле. Поэтому разногласия имеют сугубо тактический и медийный характер. Третье. Все партии – это партии крупного и среднего капитала. Даже КПРФ. Настоящее название КПРФ должно было бы выглядеть следующим образом – Партия крупного коммунистического капитала (ПКККРФ).
Кто-то скажет – парадокс, не может быть «коммунистического капитала». Очень даже может, отвечу я. Ибо вполне могут быть капиталисты, собственники средств производства, которые являются коммунистами по своим внутренним убеждениям. Почему бы и не побыть коммунистом, будучи долларовым миллиардером или миллионером? Во-первых, это красиво. Имеешь в собственности маленькую промышленную или финансовую империю, попивая в 10 часов утра за завтраком кофе с круасанами, принесенное горничной, в то время как пролы в 6 часов утра уже встали и в 8 утра у станка, и при этом красиво рассуждаешь о коммунизьме для всех.
Примеров, и в новейшей истории России, и в те полтора десятилетия, которые предшествовали Октябрьской революции, – полно: текстильные магнаты Александр Коновалов и Савва Морозов, банкиры и промышленники Павел Рябушинский, Никита Второв, Алексей Путилов, Михаил Терещенко, Гаврил Кржижановский и т.д.
Во-вторых, если кто-то будет с этим не согласен, то приведу последний аргумент в этом споре, вишенку на торте – современный Китай, в котором под покровом коммунистической идеологии капиталистические формы экономических и финансовых отношений не просто существуют, а являются главной движущей силой беспрецедентного экономического роста. Эта гибридная модель, где, типа, «невидимая рука рынка» действует в рамках жёсткой «видимой руки» партийного руководства КПК, на деле демонстрирует, что политическая монополия коммунистической партии и капиталистическая экономика не только совместимы, но и могут создавать мощнейшие синергетические эффекты.
Вторая часть тут.
О технологиях (форме) и реальных процессах (содержании). Часть вторая
Первая часть тут.
Вместе с тем, есть фундаментальное различие между миром политических технологий, подконтрольностью и управляемостью и подлинной политической реальностью. Политтехнологии создают тщательно отрежиссированную картинку, где каждый шаг просчитан, а каждое слово упаковано в нужный месседж. Их главная задача – показать, что всё под полным контролем, а любое событие – часть управляемого сценария. Они работают с обществом как с пассивным объектом, который нужно обработать правильными посланиями, превратив граждан в статистические единицы в электоральных алгоритмах.
Да, сейчас это работает. Но если мы посмотрим на мир, то увидим, что там такая модель, которая существовала десятилетия (об этом подробно с писал тут и тут в январе 2024 года) уходит в прошлое – два раза Трамп в США. А на смену демократам формата WASP и тайных клубов, типа, Йеля, идут такие левые, что нашим коммунистам и не снилось. В Британии – Фарадж. Франция этот этап прошла, когда во власть пришел Макрон и провел свою новую партию, которая была создана буквально за два года до парламентских выборов. В Германии – АдГ. Там процесс идет трудней всего, все-таки немецкая основательность она основательна во всем.
Но идея ясна – старые партийные и идеологические принципы идентификации членов общества уходят в прошлое – относительно сытая жизнь и рост благосостояния дают о себе знать. Классовая борьба уходит в прошлое. Повестка становится более динамичной. Партии можно создавать под один-два электоральных цикла и потом сливать в отстойник, создавай новые.
Например. Вот какая бы партия, естественно, при поддержке власти смогла сходу взять 20-25% голосов на выборах в Госдуму? Конечно, не в этом электоральном цикле, а, скажем, если бы выборы были в 2027 году? – Антииммигрантская партия. Сейчас эту тему используют все партии и на ней делают свой рейтинг. Но это как раз таки технология, т.к. создание такой партии запрещено (как и создание русских партий как партий государствообразующего народа). А это – реальная политическая жизнь. Эти запросы, и очень серьезные, есть. Просто технологиями они заметаются под ковер.
Мало кто из методологов технологизации политического процесса учитывает, что настоящая политика - это не просто некий утвержденный сценарий, а зачастую стихийный процесс. Это экономические кризисы, глубинное социальное недовольство, непредсказуемые геополитические сдвиги и искренняя жажда людей быть не просто статистикой, а субъектами, влияющими на свою судьбу. Реальная политическая сила рождается не из управляемых рейтингов, а из добровольной поддержки и подлинного доверия граждан, которые чувствуют, что их интересы действительно представлены.
В итоге технологичный подход рискует создать прочную, но пустую оболочку. Внешне - полная управляемость и стабильность, а внутри - смысловой вакуум и отчуждение. Поэтому устойчивость политической системы определяется не идеальностью электоральных алгоритмов, а её способностью предлагать обществу подлинные смыслы и быть частью живого, а не постановочного диалога. Без этого самый отлаженный механизм остаётся просто декорацией, которая может рухнуть при первом же серьёзном столкновении с непредсказуемой силой реальной жизни.
Я к тому, что а) таких диспропорций между технологиями по повышению управляемости и реальной политической жизнью у нас накопилось достаточно много; б) рано или поздно их придется решать все же не технологиями, а реальной политической работой. А есть ли у нас сегодня реальные политические работники, которые готовы быть не социальными архитекторами под прикрытием всех ветвей власти (так каждый может), а которые сами смогут взять на себя в трудную минуту ответственность и заниматься реальной политикой, а не технологическими симулякрами? Большой вопрос. Но так как дискуссию коллеги начали, то не все у нас еще потеряно.