Не работайте с диктатором и не пытайтесь его воспитывать.

Об этом лидер гражданской кампании «Европейская Беларусь», кандидат в президенты на выборах 2010 года Андрей Санников заявил в интервью телеканалу «Белсат».

- Можно ли ожидать, что после того, как с Ирины Халип сняли наказание, из тюрьмы выпустят Николая Статкевича или других политзаключенных?

- Я это не обсуждаю и не комментирую. Судьба политзаключенных - не объект для какого-то тотализатора, который иногда организуют в медиа. Знаю, как больно это воспринимается за решеткой.

- Евросоюз якобы занял в этом вопросе жесткую позицию, однако, полностью экономическое сотрудничество с режимом не прекратил. Не является ли это свидетельством того, что Брюссель полностью передал Беларусь в сферу влияния Москвы?

- Сейчас нельзя так говорить: сегодня существует «Восточное партнерство». Я довольно скептически отношусь к тому, что происходит в рамках этой программы, но ведь это была заявка на то, что Евросоюз будет уделять внимание нашим странам. Поэтому нельзя говорить, что Беларусь передали в сферу влияния Москвы. Это действительно происходило в начале нашей независимости, когда и Соединенные Штаты, и Европа руководствовались принципом: прежде всего Россия, а потом - все остальные. Другое дело, что Евросоюз пока что не нашел инструментов, чтобы эффективно противостоять наступлению диктатуры в большом регионе бывшего СССР. Именно это наступление сегодня поддерживает Кремль.

- Какое было первое ощущение, когда в 1994-м году выбрали Лукашенко?

- Что это будет кошмар для страны. Хотя один мой друг, который входил в штаб Лукашенко, уверял меня, что все будет под контролем, не волнуйтесь: мы будем управлять, а не он. Насколько я знаю, на это рассчитывал и Виктор Гончар.

- Когда был наиболее удобный момент, чтобы сдержать Лукашенко и направить историю Беларуси совсем в другое русло? Вы много раз говорили, что Запад его пропустил.

- 1996 год. Евросоюз заморозил отношения с Беларусью и все. Надо было проводить более активную политику. Тогда уже появлялись политзаключенные - это были Ходыко и Сивчик. Что можно было сделать? Было подписано Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Беларусью (Partnership and Cooperation Agreement with Belarus), и подписал его Лукашенко. Это был инструмент, чтобы воздействовать на белорусскую ситуацию. Нужно было требовать более серьезного наблюдения на выборах. Было понятно, что будут фальсификации, потому что с нарушениями уже прошли два референдума. Действовал Верховный Совет. И его признавала - это был уникальный факт - Парламентская Ассамблея ОБСЕ, куда входит не только Евросоюз, но и Россия. Можно было действовать через него.

Потом был 1999 год - трагический в нашей истории. После этого могла бы быть более жесткая реакция со стороны Европы. Но доклад по пропавшим появился только в 2004-м...

Не было оснований начинать процедуру признания лукашенковской «палатки» после выборов 2000 года. Я знаю, что бойкот тогда состоялся. Я даже помню, как по белорусскому телевидению говорили, что в регионах - в Гомеле, в Витебске - не состоялись выборы. А потом утром все изменилось, и дикторы начали говорить, что выборы состоялись.

- Во время избирательной кампании 2010 года вы много раз говорили, что приоритетом для Беларуси (наряду с интеграцией в Евросоюз) должно быть сотрудничество с Россией. Москва за это время быстро заметно приблизилась к авторитаризму. Как вы собираетесь строить отношения с Путиным?

- Перед выборами 2010 года появились сигналы от президента России, которым в то время был Дмитрий Медведев, по поводу стратегии и политики модернизации. Они были не очень четкие, но в нескольких своих выступлениях он говорил об общей модернизации - не только экономической, не только технологической, но и политической. Это то, о чем можно было вести разговоры с россиянами, потому что модернизация - это Запад и Европа. Я не наивный и не думал, что это станет стратегической линией России, но определенные надежды были.

Никакой добровольной демократизации в ближайшее время в России ожидать нельзя. Но строить отношения нам придется. И даже сейчас нужно подчеркивать то, что уже очевидно всем, очень простые вещи: что Беларуси нужны перемены, что Лукашенко для вас - такой же непредсказуемый партнер, как и для Евросоюза, проще говоря - вообще не партнер. Никакие договоренности с ним не работают.

- Почему же во время выборов 2010 года и драматических событий после них Кремль не сказал «веское слово»?

- У Россия нет политики в отношении Беларуси, которая направлена в будущее. Нельзя было надеяться, что Москва займет сторону оппозиции. И все-таки определенные возможности мы создали, чтобы начались какие-то разговоры. Но Кремль использовал эти возможности, чтобы увеличить давление на Лукашенко, чтобы опять-таки выжать соглашения по торгово-экономическим делам и оказаться в той ситуации, в которой они уже были ранее: диктатор ничего не будет выполнять.

Я считаю, что был момент, один из наиболее критических, была благоприятная ситуация, чтобы что-то изменилось в Беларуси, - когда мы сидели за решеткой. Давайте вспомним, что восемь месяцев Россия фактически не имела никаких отношений с Лукашенко, не давала никаких кредитов. Если бы Европа заняла более активную позицию, может быть, и ситуация поменялась бы. Был политический кризис в Беларуси, была сложная ситуация для режима. Европа могла бы более жестко поставить вопрос о легитимности Лукашенко. Тогда бы и Россия стала по-другому смотреть на ситуацию. Но Евросоюз не смог принять соответствующее решение.

- Может ли Россия «вырастить» нового кандидата на пост президента Беларуси?

- России не нужен в Беларуси демократический лидер. Давайте вспомним, что Россия сделала, когда снимали Шушкевича? Ничего. А тогда был демократ Ельцин. Я даже знаю, что он умышленно этого не сделал, не поддержал, так как в России есть стереотип, что кто ни придет в Беларуси, он сразу пойдет на Запад вступать в НАТО и будет угрожать ей. Это логика прошлого века, совковая логика.

- Может, близким к политикам европейским бизнесменам удобнее работать с белорусским режимом, чем с демократической Беларусью?

- Такие люди есть, но они не составляют большинства. Большая часть бизнесменов просто не идет в Беларусь. Я разговариваю с европейскими предпринимателями, и заинтересованность Беларусью очень велика. Но крупный бизнес не рискует входить в Беларусь. Другое дело - тот бизнес, который готов нарушать закон. Диктатура - это быстрые деньги. Но не зря же сейчас разгораются эти скандалы с офшорами, с банками, с рейдерским захватом. Такие схемы будут все чаще вскрываться, и это ударит по западному бизнесу. Следует ожидать судебных процессов над бизнесменами, которые работали в Беларуси и в России, нарушая законы своих же стран.

После приговора Навальному начались отрицательные тенденции на биржах. Это показатель того, что наступление на демократию очень сильно влияет на торгово-экономические отношения. А Россия больше связана с Западом, более заинтересована в том, чтобы не обрывать этих отношений. И Запад имеет больше влияния на Россию. Пока, к сожалению, он не использует этого, игнорирует те моменты, по которым нужно не только делать заявления, но и принимать меры.

При этом я уверен, что в первую очередь нужно решать белорусский вопрос, тогда можно надеяться на скорое разрешение ситуации в России.

- Решать как?

- Откройте Европу для граждан Беларуси, избавьте людей от необходимости платить такие деньги за визы! Не работайте с диктатором и не пытайтесь его воспитывать. Он уже 19 лет доказывает, что это невозможно. Санкции против бизнеса дали свои результаты, благодаря им были освобождены я и мой друг Дмитрий Бондаренко. Российский бизнес начал по-другому смотреть на нашу ситуацию: зачем нам захватывать белорусские предприятия, если они окажутся под санкциями?

- Как Европа будет выдавать такое количество виз? Поляки уже сейчас жалуются, что белорусское правительство не позволяет им увеличить количество консулов.

- Польша - не единственная европейская страна, которая имеет посольство в Беларуси. Если Европа примет такое решение, все посольства будут его выполнять. Можно даже сделать центры по выдаче шенгенских виз.

- Во время пребывания за решеткой обдумывали ли вы, что сделали не так во время Площади, можно ли было спасти ситуацию, чтобы избежать такого количества жертв?

- Я считаю, что 2010 год - это самая удачная избирательная кампания оппозиции, именно потому, что было несколько кандидатов. Мы сумели продемонстрировать, что Лукашенко никак не набирал 50% в первом туре. А планировать... Если мы вернемся в 2001 и 2006 годы, там были попытки планирования, но, как выяснилось, штабы единых кандидатов хорошо контролировались спецслужбами.

В 2010-м также были те, кто сознательно работал на КГБ, но это почти не мешало вести кампанию. Потом на допросах я убедился, что они не знали, чего ожидать. Нами был сделан упор на то, чтобы продемонстрировать желание народа поддерживать альтернативного кандидата. Это получилось уже на этапе сбора подписей. Я был разочарован тем, что большинство европейцев не рассчитывали на то, что оппозиция бросит такой сильный вызов диктатору. Они рассчитывали, что Лукашенко не будет применять силу, и готовы были его сразу признать. Надеялся я и на международных наблюдателей, которые в частных беседах обещали охватить больше участков при подсчете голосов. Ни на одном из тех, где они смогли наблюдать, Лукашенко не побеждал.

- А если бы был второй тур?

- Все, сегодняшнего режима не было бы.

- Даже если бы Лукашенко набрал 45%, а вы — 43?

- Невозможно, это уже закон. Когда люди видят, что оппозиция, альтернатива побеждает - все. Так же было с Лукашенко в 1994 году, кстати. Он это прекрасно знает. Поэтому то, что он не допустит второго тура, было очевидно.