В Министерстве культуры недавно прошла коллегия, где доктор искусствоведения Ричард Смольский, обсуждая проблемы сферы, подверг определенной критике работу худрука Купаловского театра Николая Пинигина. Это вызвало общественный резонанс. Естественно, «неприкасаемых» нет. Но почему Пинигин? Ведь только за последние 2 года Купаловский получил 7 статуэток Национальной театральной премии. Ежегодно театр выпускает 3 премьеры на большой сцене. Труппа регулярно и с успехом гастролирует в Европе: Лондон, Барселона, Мадрид, Варшава, Париж. В прошлом году спектакль «Офис» завоевал первое место на молодежном театральном форуме стран СНГ.

В чем же тогда содержательная основа критических замечаний уважаемого господина Смольского?

Мы обратились к Николаю Пинигину, известный режиссер любезно согласился ответить на вопросы.

— Николай Николаевич, что это было, на ваш взгляд? Чем вы так «разозлили» Ричарда Болеславовича?

— Да, в Министерстве культуры состоялась большая отчетная коллегия, куда меня, к сожалению, не пригласили. Подводили итоги за прошедший год и обозначали планы на будущее. Вот там г-н Смольский и заявил (если верить стенограмме): «Художественные и административные руководители большинства театров сегодня считают себя такими «удельными князьками»: мол, как хочу, так и руковожу творческим коллективом и вообще театральной жизнью... Царит свобода творчества, цензуры нет, критиков не слышно, одним словом — райская жизнь...»

Удивительная для сегодняшнего дня риторика! Ричард Болеславович, оказывается, переживает, что у нас нет цензуры, дескать, куда смотрят соответствующие инстанции и почему «все молчат»?
Во–первых, никто не молчит. На наши спектакли регулярно пишутся рецензии. А «райская жизнь» для театра должна быть нормой.
Во–вторых, напомню, я 13 лет проработал в БДТ, который носит имя Георгия Товстоногова. Так вот, великий режиссер Георгий Александрович говорил так: «Театр — это добровольная диктатура». Что имеется в виду? Режиссер увлекает артиста своими идеями. И если артисты увлечены — а это очень важно — то дальше работает исключительно диктат режиссера. Никакой коллективной воли в момент выпуска спектакля нет и быть не может. Мы знаем театральные коллективы по именам режиссеров, которые их возглавляют: Любимов, Захаров, Табаков... Конечно, «удельные князьки». А как иначе? Персональную ответственность за то, что происходит в театре, несет художественный руководитель. В конце концов это мои должностные обязанности. А на столь важной коллегии министерства, на мой взгляд, нужно разговаривать о совершенно других вещах: о финансировании театра, структуре отрасли, а не о том, кто какие спектакли хотел бы ставить.

***

— И все же вас часто упрекают в том, что вы озвучиваете вещи, о которых вслух говорить не принято. Например, что целый ряд авторов белорусской драматургии двадцатого века морально устарел и зритель на них не пойдет. Как вам кажется, почему именно эта ваша позиция вызывает такое ожесточение у театральных мужей?

— Для меня контекст — важнейшая вещь. Более того, я никогда не говорил, что Макаенок или Петрашкевич были плохими драматургами. Но это люди своего времени. Кстати, Макаенка в советское время «били» за смелость. Но ведь с тех пор прошло больше 60 лет! А мы живем в очень стремительно меняющемся мире, и сегодня жизнь ставит перед нами совершенно иные вопросы. Для меня не критик будет решать, что мне ставить, а зритель. Если бы у меня был пустой зал, я бы пришел к г–ну Смольскому и сказал: «Брат. Что делать? Спасай. Я запутался. Не понимаю, что в театре происходит». Но пока ситуация совершенно противоположная.
Я формирую репертуар в связи со зрительскими ожиданиями. А они очень ясные. Вот разговариваю недавно с успешным бизнесменом, которому 30 лет, он говорит: «Так кто мы? Поляки? Русские? Литовцы? Кто мы?» И театр должен помогать в этом разбираться. Поставили «Уршулю Радзивилл» — а вы думайте, кто мы. Где наши корни? Куда нам идти?.. Это то, что меня волнует сегодня. И потом, я ведь не ставлю всякую дрянь, за которую стыдно. Когда открывался после реконструкции Несвижский замок, а мы играли там «Уршулю», в стенах отреставрированного дворца зазвучали музыка и текст барочной пьесы XVIII века. Для меня и, надеюсь, для зрителей это было серьезное культурное событие.

— Но вы же понимаете, что к вам будут постоянно придираться — почему не ставите пьесы современных белорусских авторов?

— К слову, хотелось бы напомнить, что в Литве живет и работает великий режиссер Эймунтас Някрошюс. На сегодняшний день он признан одним из ведущих режиссеров Европы. Так вот Някрошюс за более чем 30 лет работы в театре поставил только одну литовскую пьесу «Времена года» по поэме Донелайтиса. Все остальное — это при всем «нежном» отношении литовцев к русским — он ставит Пушкина, Чехова, Достоевского, Гоголя. При этом Някрошюс считается национальным брэндом Литвы, круче уже не бывает. И никому в голову не приходит подойти к нему и сказать: «Почему не ставишь литовских авторов?»

На сегодняшний день в моем «театральном портфеле» две современные белорусские пьесы. Одна из них, которая будет называться «Сирожа», написана по моему заказу Юлией Чернявской. А вторая — замечательного драматурга Дмитрия Богославского. Вот их и будем ставить в следующем году. Моя основная претензия к пьесам наших молодых авторов — а читаю я много — для национального театра там нет серьезного разговора о нации, в основном кривляние или мат. И, к сожалению, большинство белорусских пьес пишутся на русском языке. Но как сказал Владимир Набоков в своей работе «Николай Гоголь»: «Большой писатель — это феномен языка, а не идей». Умиляться сочинениям неких драматургов только за то, что они «местные», я не собираюсь. Даже если этого очень хочет сам г-н Смольский. У меня иные критерии — каждый спектакль нашего театра должен становиться событием. Это не связано с пропиской автора.

***

— Сейчас вы работаете над постановкой поэмы Мицкевича «Пан Тадеуш», о которой не раз уже упомянутый Ричард Смольский на коллегии отозвался многозначительно: «Я понимаю амбициозные планы Пинигина поставить на Купаловской сцене польского классика Адама Мицкевича: это интересно, да и в Варшаву пригласят на гастроли... Кто же против — творите! Но мне все же кажется, что для художественного руководителя первого национального театра более важным было бы позаботиться о белорусской драматургии, об открытии нового молодого автора». Что вы на это скажете, Николай Николаевич?

— Я думаю, что г–н Смольский просто не читал этой поэмы.  Если бы читал, то не ставил бы так одиозно вопрос. В руках у меня текст поэмы в русском переводе Святослава Святского. Предисловие для книги взято из Чеслава Милоша, лауреата Нобелевской премии. Цитирую: «Великое Княжество Литовское, объединенное в 1569 году Унией с Польским королевством, включало в свой состав этнические литовские земли на Севере и белорусские — на Юге. Но господствующий класс, иначе говоря, шляхта и аристократия постепенно полонизировались. Мицкевич вел свой род из того региона Литвы, где крестьяне были белорусами. И он употреблял слово Литва в значении край, территории. То есть Великого Княжества Литовского. Но не в смысле лингвистическом или этническом». Называется поэма «Пан Тадеуш, или Последний наезд на Литве». Начинается она словами «О Litwo! Ojczyzno moja!» В Польше школьники, когда учат эту поэму наизусть, дуреют: «Почему наш великий национальный гений говорит «Литва, Отчизна моя», а не «Польша, Отчизна моя». Им начинают вот этот момент разъяснять — словами все того же Чеслава Милоша. А фамилия поэта — Мицкевич, у Якуба Коласа фамилия была Мицкевич, у нас в театре работает Наташа Мицкевич... Вообще, очень распространенная белорусская фамилия. Таким образом, надо ли эту «польскую» штучку ставить?.. Написанную Адамом Мицкевичем, который все детство провел в Новогрудке. Инсценировка нашего спектакля, которую любезно написал для нас драматург Сергей Ковалев, начинается со слов Мицкевича: «...Из всех славянских народов русины, это значит крестьяне Пинской, частично Минской и Гродненской губерний, сохранили наибольшее количество общеславянских черт. В их сказках и песнях есть все. Письменных памятников у них мало, только «Литовский Статут» написан их языком, самым гармоничным и из всех славянских языков наименее измененным... На белорусском языке, который называют русинским или литовско–русинским, также разговаривает около десяти миллионов человек; это самая богатая и чистая речь, она возникла давно и отлично разработана. В период независимости Литвы великие князья пользовались ею для своей дипломатической переписки. Язык великороссов, на котором говорит почти столько же людей... выделяется богатством и чистотой, но у него нет ни чудесной простоты белорусского языка, ни гармоничности и музыкальности малороссийского... « Вот хотелось бы сказать профессору и доктору наук Ричарду Смольскому, что книжки надо читать и понимать контекст того, что происходит. Для меня «Пан Тадеуш» страшно современная вещь, и я буду ставить этот спектакль.

На мой взгляд, главный пафос выступления г–на Смольского заключается в том, что сегодня многие критики почувствовали себя не у дел. Сама эта профессия предполагает конфликт, который возможен, если театр в развале, в нем не происходит ничего значительного. Но в ситуации, когда у нас аншлаги и после каждого спектакля зритель кричит «Браво!», — критику просто нечего делать. Моя позиция такая — господа, станьте нужными театру. Когда я включаю канал «Культура» и там Анатолий Смелянский рассказывает о Станиславском, я бросаюсь к телевизору и жадно «пью» эту информацию как чистую воду. Я избалован тем, что был знаком с прекрасными театральными критиками, широко образованными, системными, серьезными: Крымова, Свободин, Вульф. Они искренне любили театр и помогали режиссерам. Среди них не было инквизиторов. И я испытывал необходимость в разговоре с ними..

Автор публикации: Виктория ПОПОВА