Журнал "Самиздат" - Дыбов Антон Сергеевич
Дыбов Антон Сергеевич:
Prezident L
Журнал "Самиздат"
Антон Дыбов
PREZIDENT L
Роман
1 [1]
ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ
Аннотация: Этот роман - футуристическое документально-художественное исследование природы политической власти в Республике Беларусь. Совпадения с реальными людьми - случайно.
Часть 1.
Беларусь. Сентябрь 2041 года.
1.
В главном зале государственных заседаний Администрации президента на улице Карла Маркса 38 собралось необычно много людей. За огромным круглым столом сидели все высшие чины государственной власти: министры, руководители силовых структур, послы и советники. У стенки толпились вышколенные журналисты государственных телекомпаний, за которыми зорко следил пресс-секретарь.
Кресло президента республики было пусто. Огромный герб Беларуси сиял над ним золотом в лучах хрустальных люстр. Справа по кругу, на заметной дистанции от пустого кресла сидели трое сыновей правителя: старший Георгий, Роман и младший - Николай. Слева на таком же отдалении: глава администрации, премьер-министр и председатель Комитета государственной безопасности.
В зале стоял тихий гул - люди шептались. Все ждали президента.
- Молодые лица, большая редкость в последние годы. У вас новые заместители? - прошептал глава администрации седовласому генералу, который уже много лет возглавлял КГБ.
- Природу не обманешь. Эпоха уходит, - вздохнул генерал и кивнул на молодую женщину в полковничьем мундире в дальнем конце стола. - Анна. Училась в Германии, отличница и умница, блестящая карьера в нашей системе. Курирует информационную безопасность, социальные сети, интернет...
- А второй? - спросил глава администрации, глядя на второго заместителя - статного полковника лет тридцати с небольшим.
- Никита? Он из простых, но верных. Как дворняга. Племянник мой. Начинал в Бобруйске, потом я его забрал к себе. Прошел от рядового до полковника. На него могу положиться как на себя. Они с Анной как две моих руки, - прошептал генерал.
- Предчувствие у меня плохое, - встрял в разговор премьер-министр. - Когда вот так, без повестки дня, без протокола... Нехорошо.
- Я тоже такого не припомню... Замыслил что-то, - проговорил глава администрации.
Двери в зал заседаний открылись. Сначала вошли двое телохранителей. Все встали. Установилась полная тишина.
Президент Беларуси неторопливо вошел в зал. Ему было 87. Со своих первых сроков он сильно изменился: почти полностью облысел. Вместо прядей, прикрывавших лоб - только огромная, морщинистая, в старческих крапинках лысина. Седые усы стали реже, но длиннее. А на дряблых щеках серебрилась неаккуратная щетина. В широте плеч еще читалась былая мощь, но теперь они, как тяжелые вериги, тянули все тело к земле, скручивали его. Он шел к своему креслу, а все стоя ожидали, пока он займет место.
Президент сел в кресло, окинул присутствующих орлиным взором маленьких глаз и небрежным жестом разрешил сесть. Зашуршали. Старик посмотрел на бумажку, которую сжимал в дрожащей руке, но вдруг отложил её.
- Уже полвека я правлю этой землей. Скажу как было, я принял Беларусь в разрухе и нищете. Предприятия стояли, деньги обесценивались каждый день, у нас не было ни продовольствия, ни ресурсов. Каждая зима грозила обернуться катастрофой, потому что нечем было платить за газ. Безработица... Разруха... Отчаяние... Отчуждение... Мы остались одни... Без друзей, без поддержки. В самые трудные времена. Нас пытались поставить на колени... Лишить своего пути развития. Наклонить и уничтожить... Вы этого уже не помните, а я помню очень хорошо. Мы все катились в бездну. И само существование такой страны - Беларусь... Республика Беларусь... Державы в Центре Европы... Было под вопросом, - слова давались ему не так легко как прежде. В голосе не было уже той харизмы, которая гипнотизировала народ, заставляя его просиживать часами у экранов телевизоров, но сила еще оставалась. Все слушали старого правителя затаив дыхание. - Я пришел в президенты из простых людей. Был селянином. Вот этими руками и пахал, и барановал... И всю жизнь я думал только про народ. Скажу откровенно, я знаю, что народ меня любил... И вы все знаете. Наперекор всем врагам, всем "пятым колоннам" - любил...
Два старших сына переглянулись.
- Мы не отдали страну, не пропили, не потеряли. Белорусы живут не хуже многих. Есть стабильность, есть порядок, есть работа и еда. Слава богу, сами себя обеспечиваем. Наши детки не боятся ходить по улицам наших городов, а женщины рожать. Тут присутствуют послы наших соседей: России, Европы, Украины... Чего греха таить, много вы тут копий наломали, пытаясь установить свое влияние. Сменить нашу власть. Убрать президента. Что? Получилось?
Президент сухо засмеялся. Это он позволял себе редко и никогда на людях. Его смех был похож на кашель. Послы только кисло улыбнулись.
Младший сын, сидевший к нему ближе всего, бросил на отца восхищенный, любящий взгляд.
- Сегодня ваша мечта сбудется. Президент уходит. Но не потому, что вы так захотели, а потому, будем откровенны, что время пришло. Пора тяготы правления переложить на других и доплестись до гроба налегке.
Он замолчал. В огромном зале повисла тяжелая пауза. Люди изумленно крутили головами, не понимая, как воспринимать эти слова. Старшие сыновья президента переглянулись снова - они знали, что будет дальше. Только сыновья всё знали заранее. Николай смотрел вниз, не поднимая глаз.
Старый президент долго не начинал снова. Он думал, казалось, в последний раз, перед тем как принять судьбоносное для себя и страны решение. Наконец, он согнулся к микрофону и твердо заговорил.
- Сегодня я подпишу конституционный декрет о новом территориальном делении Беларуси. Вместо шести областей вводятся три автономных округа, три союзных государства. Западная Беларусь. Центральная. И Восточная. Со столицами в Гродно, Минске и Могилеве соответственно. В каждый округ мной назначается глава государства, который получит всю полноту президентской власти на своей территории. Беларусь всегда была искусственным образованием. Будем откровенны с народом, никаких исторических границ у нее нет. И православный, прорусский Восток так и не примирился с католическим Западом. И при Великом этом Княжестве, и при Польше, и при Сталине - всегда эту землю перекраивали. Пришло время идти естественному ходу истории...
Премьер-министр написал дрожащей рукой на бумажке: "Ты знал?" и посмотрел на главу администрации. Тот отрицательно покачал головой. Старый генерал полными слез глазами смотрел на президента.
- Я вырастил трёх сыновей. Красавцев. Государственников. Умниц.
Он посмотрел на них с отцовской гордостью. Старшие сыновья встали с мест, и оказалось, что это крепкие мужики около шестидесяти, которые и статью, и красотой напоминали отца в расцвете сил.
- Коля, встань и ты, - нежно попросил отец.
Смущенный Коля, который был младше братьев почти на тридцать лет, бросил взгляд на людей и тоже поднялся. Он был другим. Теперь было особенно видно, что Коля был рожден от другой матери: худенький и легкий, его красота была сладкой и трогательной. Она отличалась от цыганской стати его старших братьев. Такой взгляд как у Коли встречался у отроков на иконах.
Президент указал на сыновей.
- Вот новые правители страны. Я их готовил с молодых ногтей. Всё, что завоевано отцом, всё, что я создал и приумножил, они сохранят для народа. Вы скажете, как так? И почему? Отвечу откровенно, как всегда я разговаривал с людьми. Зачем ввергать страну в пучину нестабильности? К чему неопределенность "псевдодемократических" процедур? Это не казино, чтобы неправильной ставкой разрушить всё, что мы строили десятилетиями. А в сыновьях я уверен как в себе. Это моя кровь... Моя сила... Моя душа... Кому еще могу доверить я самое дорогое, что у меня есть? Беларусь! Три лепестка её... Страну, которую я этими руками возродил из пепла. Её люблю я, как и их. Мы - одно целое. Плоть от плоти этой земли... И об этой любви они сейчас вам сами расскажут.
Старший Георгий поднял бумажку и негромко прочитал:
- Добрый день. И вам, отец, и уважаемым присутствующим. Трудно найти слова любви к моему отцу и великому президенту, которые бы выразили мою личную благодарность. Отец является воплощением всего наилучшего, что есть в Беларуси и свойственного нам, белорусам. Честность. Порядочность. Щедрость. Стойкость. Дальновидность. Все это присутствует в нем в самой высшей мере. Много десятилетий он был нашим президентом и любящим отцом. Не только нам троим, но всей нации, всему народу. Батькой. Ком подступает к горлу, простите, когда я говорю эти слова. Я люблю его больше всего на свете и клянусь во всем слушаться его советов на высоком государственном посту, который он мне доверил. Отец, ты будешь мной гордиться!
Телекамеры транслировали его речь на всю страну.
- Тебе, мой старший сын, я поручаю Запад, - величественно проговорил президент. - Богатый край. С торговлей, ухоженными городами, обширными угодьями. Край, скажем откровенно, ничем не уступающий Европе.
- Спасибо, папа. Я тебя не посрамлю.
Он сел, не скрывая улыбку.
- Что скажешь ты, Роман? - строго спросил президент у среднего сына. - Давай. Народ внимает.
Объективы телекамер сфокусировались на среднем сыне президента.
- Нет дня печальней для страны, - забубнил Роман текст, который написал на бумажке. - Я знаю, уговоры не помогут. Решение принято, а твои решения крепче любых законов и конституций. Твое правление было "золотым веком" для Беларуси. Любовь народа к тебе - безгранична. Брат прав, любовь и благодарность к тебе - это и есть смысл нашей жизни. И жизни наших граждан. Мы править будем по твоим заветам. А твоя похвала для нас будет главной наградой.
Он замолчал и преданно посмотрел на отца. Старик кивнул.
- Так тому и быть, - сказал он. - Восток за средним сыном. Рома, мне эти земли дороги особо. Вы все тут знаете, вы в школе изучали - оттуда корни президента. Там наши предки. На Могилевщине - семейный дом. Его хранить тебе я завещаю. Еще смотри, чтобы заводы и фабрики работали, шла торговля. До России там рукой подать. А это наш партнер, и друг, и, что греха таить, покровитель.
- Я обещаю. Так и будет.
Роман сел и облегченно выдохнул. Самое трудное у старших братьев было позади.
- Не скрою, есть у меня любимый сын, - сказал правитель. - Вы знаете его. Какой красавец. С его младенчества мы неразлучны с ним. Везде, и дома и в делах рабочих, он с молодых ногтей был с папой вместе. Мальчонка... Таскался, сорванец, за мной, как хвост. Вы помните... И с президентами, и с Папой Римским, и с народом на моих встречах малыш мой всегда был рядом. Ему хочу доверить я столицу - Минск, и эту резиденцию. Николай, скажи, что думаешь ты про своего отца? И про его полвека президентства?
Молодой мужчина зарделся и сглотнул.
- Я не готовил речь, - почти шепотом сказал он. - И лучше промолчу.
- Не надо речь. Скажи, что думаешь. От сердца. От души, - помогая ему, посоветовал отец. - У нас тут откровенный разговор.
Младший сын вздохнул.
- От души... Я как сын, тебя уважаю и люблю, конечно. Ты сделал очень много - это факт. Хотя не все, что ты делал, было правильным. И правление твое не было безоблачным. Да, были взлеты, но и ошибок сделано немало.
Он замолчал, повисло тягостное молчание.
Президент пораженно смотрел на сына. Он не ожидал таких слов. Прошли минуты, прежде чем старик подал голос.
- О чем ты говоришь?
- Я говорю, что льстить не умею. Прости, папа. Правда всегда посередине. Хорошее сопровождается плохим. Довольство одних всегда соседствует с недовольством других, - уклончиво объяснил свою позицию сын.
- Кто же недоволен? Таких я не встречал уже много лет, - тон старика становился холоднее.
- Позволь не отвечать, - попросил сын.
- Нет, я задал вопрос.
- Не здесь и не сейчас, - взмолился Коля.
- Здесь и сейчас! Перед людьми, перед страной. Сейчас! Чего таиться? Честный диалог. Ты, Коля, говори, как есть - пусть слышат. И я хотя бы буду знать...
Снова все взгляды обратились на младшего сына, который теперь и сам был не рад своей честности. Коля собрался с силами и проговорил.
- Некоторые не считают нашу страну свободной, - сказал он фразу, от которой у многих пошли мурашки по коже. - Некоторые говорят, что ты узурпировал власть, а выборы были нечестные. А потом ты их совсем отменил. Да, ты спас страну от разрухи, но будь на твоем месте другой человек - совсем необязательно держава бы погибла... Есть те, кто сидел в тюрьмах за свои убеждения. Еще говорят, что мы могли бы быть богаче, если бы экономика развивалась свободно. И что так много врагов у нас в мире из-за тебя, и даже соседи относятся к нам с холодом. Да, таких людей ничтожное меньшинство, но они были...
- Замолчи! - не выдержал президент. - Закрой свой грязный рот! Как смеешь ты, мальчишка, говорить мне такое? Это и есть твоя благодарность за мою любовь? За твое счастливое детство, которого не было такого ни у кого здесь? За лучшую часть страны, которую я назначил тебе? За богатства, которые вы все тут нажили благодаря мне?
- Прости, но все неоднозначно, - ответил младший сын.
- Однозначно. Предательство. Неблагодарность. Подлость. Черствость. Однозначно!
- Ты не прав, отец. Я благодарен, верен, предан и слишком уважаю, чтобы льстить.
Глава администрации, почувствовав, что публичный конфликт может зайти слишком далеко, поднял руку и по протоколу встал.
- Товарищ президент...
- Тебе чего? Не суйся. Ты много лет глава моей администрации и знаешь, чем это может закончиться...
- Не надо горячиться, товарищ президент, - миролюбиво сказал глава администрации. - Решение принято, оно прекрасно. А как и что обсудим завтра.
- Ты мне указывать решил? Собакой вертит хвост? С ума сошел? Забылся? Так я напомню, что ты был никто и есть никто передо мной. Тебя я отправляю в отставку. Немедленно. Сейчас! Вон с совещания, - президент указал главе администрации на дверь. - Слышал? Вон отсюда.
Глава администрации видел уже такое раньше. Решения президента были окончательными, и спорить было бессмысленно. Он встал, кивнул головой остальным и направился к выходу. Все опускали глаза, когда он проходил мимо них. Перед дверью он неожиданно остановился, повернулся к младшему сыну и показал ему большой палец в знак поддержки.
Президент подумал несколько секунд и снова заговорил:
- Я изменил свой план. Третий автономный округ будет разделен поровну между старшими сыновьями, Георгием и Романом, которые в полной мере продемонстрировали любовь к отцу и способность продолжить курс на процветание белорусского народа, - решил президент. - Граница в Минске пройдет по проспекту Независимости. Вот так! - он своей рукой начертил на карте линию. - Я со своей администрацией буду гостить по месяцу в государственных резиденциях Гродно и Могилева поочередно, чтобы быть уверенным, что наша модель развития общества прогрессирует. Что касается тебя, Николай... Эх, Коля, Коля... Пусть слышат все! И телекамеры пусть всё снимают. И видит бог, если он есть... Его любил я больше остальных, но был жестоко предан. Что ж... Мой младший сын переходит на дипломатическую работу. Пусть едет из страны... С глаз моих. Тут присутствуют представители России и Евросоюза. Скажу сразу, особых бонусов от этого посла не ждите. Такое назначение как ссылка. Кто его примет?
Встал российский посол.
- Боюсь, тот уровень отношений, который сложился между нашими странами, требует более близкого и влиятельного посла, - сказал он важно.
- Тут можно согласиться. А что в Европе скажут?
Седовласый представитель Европейского союза пошептался с американским коллегой и встал.
- Те вопросы, которые озвучил молодой человек, для нас понятны и волнуют тоже. Что ж, будем ждать ответов вместе. Считайте, агриман от нас получен. И виза тоже.
- Вот и отлично, - гаркнул старый президент. - С глаз долой, из сердца вон - есть у нас такая пословица. Всех поздравляю, с этапом новым жизни Беларуси! Спасибо всем.
Президент встал. Вскочив, все присутствующие на заседании вытянулись по струнке. Старик окинул их недобрым взглядом, вздохнул и неторопливо ушел в те же двери, из которых вышел...
Николай с влажными от нахлынувших слез глазами обернулся к братьям.
- Да, вышло горько... Вы берегите старика. Про вас всё знаю, но не буду... Не в этом суть. Вверяю папу вашей показной любви. Хотя, я знаю точно, со мной ему бы было лучше, - прошептал он так, чтобы слышали только они.
- Не надо нас учить, - ответил старший брат.
- Колька, мы сами разберемся, - усмехнулся средний.
- Увидимся нескоро...
Два старших брата отошли к окну. За тяжелыми гардинами была видна коробка Купаловского театра, заметно поредевший парк и крыши Дворца Республики, дома на Троицком и очередной ближневосточной гостиницы, то ли Ливанской, то ли Катарской. Улицы традиционно были пустыми, - народ сидел у телевизоров.
- Проспект. Граница наших стран. Администрация, значит, отходит тебе, - сказал старший брат.
- Зато Дрозды - тебе, - ответил средний.
- А тебе Купаловский театр и Национальная библиотека, - продолжил перечислять новый властелин Западной Беларуси.
- А тебе Оперный и Дом Правительства. И ГУМ.
- А тебе ЦУМ.
- А тебе МАЗ и Тракторный завод.
- А тебе "Беларуськалий"...
Они улыбнулись. Перечислять новые владения можно было долго.
- Что думаешь про отца? - понизил голос Георгий.
Улыбка исчезла с лица Романа. Он ответил еще тише.
- Видишь, как он взбалмошен. Тут призадумаешься. Как он с Колей поступил? И это с любимым сыном. В котором души не чаял и любил больше нас.
- Возраст, - согласился Георгий. - Хотя он и раньше бывал неадекватен. Главу администрации уволил в прямом эфире. А он, между прочим, ему десяток лет верой и правдой служил.
- Посмотрим, что будет дальше, - сказал средний сын и вздохнул. Он обернулся и посмотрел на Николая, который продолжал сидеть за огромным столом, хотя все уже покинули его. Юноша безучастно смотрел в пустой блокнот, который лежал перед ним. Там не было ни слова, и как будто детской рукой было нарисовано солнце.
- Жаль Кольку. Любимчик стал отверженным. Ирония, - процедил Роман.
- Сам на рожон полез. Разбаловал его отец и получил, - сказал Георгий. - Логично: если с детства всё позволять, сядет на голову и ноги свесит... Но ты прав, Рома, всё-таки его жаль... Да и отца не меньше.
- А если передумает? Как дал, так и взял?
Роман бросил на брата многозначительный взгляд.
- Да... Есть о чем подумать. - проговорил Георгий и добавил. - Прекрасная осень, прекрасная...
Братья замолчали. Они смотрели, как черный кортеж отца из десятка бронированных автомобилей отъехал от здания администрации. И когда он скрылся за поворотом, двое черных снайперов, прикрывавшие отъезд, встали на крыше Купаловского театра и направились в сторону чердачных дверей.
2.
Монументальное здание Комитета государственной безопасности расположилось в Минске на проспекте Независимости и отличалось забавной башенкой, о предназначении которой давно гадали многие горожане. Парадный вход за огромными колоннами был традиционно закрыт, и на него день и ночь смотрел памятник Феликсу Дзержинскому.
По коридору третьего этажа неторопливо шла Анна, второй заместитель председателя КГБ. Полковничья форма ей шла, и молодые офицеры оглядывались, когда она проходила мимо.
"Они смотрят на меня, как на игрушку, - думала она. - "Женщина никогда не возглавит в Беларуси госбезопасность. Это невозможно". Так он говорил... "Силовые структуры - это мужской мир". И после ухода старика, все достанется племяннику Никите. Ну что ж, посмотрим".
У нее в руках была папка для докладов, а направлялась она в кабинет к начальнику. Она шла, чтобы осуществить свой план.
Старый генерал принял ее в своем большом, темном кабинете. Он был расстроен и подавлен произошедшим.
- Товарищ генерал, могу войти? - спросила она.
- И всё-таки с сыном он погорячился, - сказал председатель скорее себе, чем ей. - Не было в этой стране существа преданней и благодарнее ему, чем Коля. И публично ссылать его в Европу, как будто это тундра или Африка, как в грязное болото, значит оскорбить еще и весь Евросоюз.
Анна не ответила на его слова, а подошла ближе и дежурным жестом протянула ему папку.
- Вот отчет о допросах лиц, обвиненных в государственных преступлениях, - прочеканила она и выложила из папки несколько листков.
- Они признались?
- Признаются, - усмехнулась она. - Еще чуть-чуть помиловать попросят.
- А это что? - старик посмотрел на один из листков, который выделялся среди прочих.
Анна протянула руку.
- Извините. Похоже, это в папке по ошибке. Это... из другого дела.
- Какого дела? - старый чекист сразу почувствовал неладное.
- Из другого дела. Из дела, которое ведет служба собственной безопасности, - сказала она и снова замолчала. - Но докладывать пока не о чем.
- Тут сказано, что началась интрига по дискредитации меня перед новыми президентами, которая приведет к отстранению меня от должности, - прочитал он.
- Есть оперативная информация, но...
- Кто?
- Перепроверить нужно много раз.
- Кто? - генерал повысил голос.
- Я бы никогда не решилась без должных доказательств по столь серьезному обвинению, - тянула она время, мучая старика.
- Кто? - закричал он.
- Ваш первый заместитель, - прошептала Анна. Голос ее дрогнул.
Кажется, председатель комитета не сразу понял, что это означает. Он взял стакан с водой, хотел выпить, но поставил его обратно. Старик дрожащей рукой поднял бумагу и в очередной раз перечитал, шевеля губами, словно от этого она могла поменять свой смысл на противоположный. Затем он поднял взгляд на Анну.
- Мой племянник? Никита? Господи, как это может быть...
- Мы проверяли ящики у всех сотрудников. Ну почту электронную... Администратор нашел один ящик, который не учтен. Зарегистрирован инкогнито. Установили вирус, проследили, - рассказывала она, как будто нехотя. - Там много разного нашлось. А главное, записка.
- Кому предназначается письмо?
- Мне. Объединится, чтобы вас свалить и уничтожить - вот смысл его предложения.
- Подонок, - прошипел генерал. - Негодяй. Мерзавец.
- Но вдруг он просто тестирует меня? Поспешный вывод в нашем деле недопустим. Надо провести объективное и полное расследование.
- Дай бог, - глава КГБ хотел поверить в эту версию, но не мог. - Офицер, родная кровь... Он мне как сын был. Так ударить в спину... Мы докопаемся до правды. Назначить оперативную проверку. Используй все: прослушку, наблюдение, любые средства, только докажи... И докажи железно! Виновен или нет!
- Так и будет, - спокойно сказала Анна.
Когда глава Комитета государственной безопасности Беларуси остался один, он достал из сейфа бутылку водки. Старик пил только один, никогда на людях. Он налил себе стакан водки и выпил половину его.
- Сын на отца пошел. Отец на сына... Да, времена, - проговорил он неизвестно кому. - Предательство и беспорядки теперь будут сопровождать нас до могилы.
3.
Полковник была довольна собой. Она чувствовала свою силу. Она шла по коридору с улыбкой, которая не исчезла даже тогда, когда впереди появился ее коллега и конкурент - первый заместитель председателя КГБ Никита.
- Что ни говори, у нас страна сюрпризов. Прекрасно выглядите, Анна Николаевна, и вижу, настроение тоже хорошее, - приветствовал ее молодой полковник.
Она протянула ему руку для рукопожатия.
- Тут не знаешь, радоваться или горевать, - ответила она. - Но это хорошо, что я вас встретила. Вы куда направлялись?
- К руководству.
- К Сергею Михайловичу?
- Ну да, пока он у нас председатель комитета.
Анна заглянула ему в глаза, затем неожиданно доверительно взяла за руку.
- Зайдемте-ка ко мне на пять минут.
- Ваш тон не предполагает отказа, - заметил Никита.
- Нет. Это в ваших интересах.
Она провела его по длинному коридору и завела в свой кабинет. Он был меньше, чем кабинет начальника и ничто в нем не указывало, что его занимала женщина. На стене висели герб и официальный портрет президента с выровненным, подмоложенным лет на двадцать лицом. В углу - национальный флаг. На столе - только папки с делами и документами. Ничего лишнего.
- О чем вы хотели поговорить? - спросил Никита, когда они вошли.
Анна плотно закрыла дверь за ним, включила лампу и незаметно нажала под столом кнопку, которая запустила скрытую аудио и видеозапись.
- Это единственное место, где я уверена, что нас никто не слушает, - солгала она.
- А о чем таком мы можем говорить, чтобы нас не слушали? - усмехнулся Никита.
- Об измене. Подлости. И антигосударственной интриге, - перечислила она. - Тебе нельзя сейчас к руководству.
- Почему?
- Потому что по доносу врагов ты впал в немилость. Стоит тебе переступить порог кабинета председателя - тебя арестуют, - спокойно говорила она, не спуская глаз с коллеги. - Борьба за власть в стране началась, и правил в ней нет. Скажи, ты не получал в последнее время странных электронных писем?
- Да. Мне пришло письмо, в нем логин и пароль от почтового ящика. Я зашел в него, но там ничего не было. Я не придал значения.
- Напрасно.
Анна подошла к нему ближе.
- Ты мне нравишься, Никита, - неожиданно сказала она. - Ты не похож на остальных: ты честный, порядочный... Других система корёжит, но ты остался чистым. Как легендарные чекисты из прошлого. Не ограненный, как алмаз. Таких давно не встретишь. Будет жалко, если тебя посадят.
- Нет, подожди. Я не пойму в чем дело. Анна, ты расскажи подробно.
- А в том, что кто-то с того ящика начал интригу по удалению старого генерала от должности. И единственный человек, который к этому ящику имел доступ - это ты.
- Но я там был лишь раз.
- И того хватило, чтобы проследить, - отрезала она. - Я попыталась убедить старика, чтобы он не рубил с плеча. Но ты же знаешь генералов "старой школы"... Если уж он что решил, то решил.
- Я объясню ему, - он повернулся к дверям, но Анна встала между ним и выходом.
- Что? Слова, слова, слова... Он спросит, кто же тогда преступник? Кого предъявишь?
Никита вздохнул. Она была права: предъявить в свое оправдание было нечего.
- Я эту тварь уничтожу. Сотру в порошок, когда найду, - проговорил он. - Ты мне поможешь найти эту гниду?
- Уже помогаю. Но ты должен меня послушаться, - сказала она и впервые в ее голосе проскользнула нежность. - Я все сделаю, и преступник будет изобличен. А ты пока должен находиться здесь, в моем кабинете. Тут ты в безопасности. И отсюда, вместе мы вычислим, кто "крот". Никита, ты мне очень дорог...
Она потянулась к нему, обняла руками за шею и поцеловала в губы.