ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ НОВОСТЕЙ

Объявление

ПЕРЕХОД НА САЙТ Fair Lawn Russian Club


Чтобы открывать новые темы и размещать сообщения, вам нужно зарегистрироваться! Это не отнимет у вас много времени, мы не требуем подтверждения по e-mail.
Но краткие комментарии можно оставлять и без регистрации! You are welcome!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ НОВОСТЕЙ » В России » Что будет после Путина?


Что будет после Путина?

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

Государство диктатуры люмпен-пролетариата

Для России сегодня актуально не демократическое, а национально-освободительное движение

13.08.2012

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКЦИИ К ЧИТАТЕЛЮ

Этот текст постоянного автора «Новой» Владимира Пастухова привел к скандалу в редколлегии: публиковать или нет? Мнения категорически разделились: сторонники говорили о необходимости дискуссии по столь спорным суждениям, противники – об интеллектуальной провокации, с которой мы, последовательно выступающие за демократические ценности, не можем солидаризироваться. Пришли к решению: публикуем на сайте и спрашиваем мнение читателей, которое, как правило, оказывается компетентным и безупречным с этической точки зрения.

***

Попытка возложить всю ответственность за происходящее в России персонально на Владимира Путина бесперспективна. Владимир Путин управляет страной не сам по себе, и даже не от имени пресловутых силовиков, а политически представляет неимоверно расплодившееся паразитическое сословие, которое благодаря ему конституировалось как господствующий класс. Только политическое подавление всего этого паразитического слоя может вывести Россию из перманентного кризиса.

Режим Владимира Путина вовсе не парит в воздухе, как этого многим бы хотелось. Скорее наоборот — он стоит обеими ногами на земле, и от него ощутимо попахивает социальным перегноем. Архаичная Русь, придушенная Петром, растерзанная большевиками, осмеянная либералами, восстала из праха, чтобы послать миру свой прощальный привет, прежде чем испустить дух. Чтобы победить, надо выдавить ее из себя, и не по капле. Времени у России нет.

Главный выгодоприобретатель

ГОСУДАРСТВО ВЛАДИМИРА ПУТИНА — ЭТО ГОСУДАРСТВО ДИКТАТУРЫ ЛЮМПЕН-ПРОЛЕТАРИАТА. ЛЮМПЕНЫ ЯВЛЯЮТСЯ ОСНОВНЫМ КОНЕЧНЫМ БЕНЕФИЦИАРОМ ПОЛИТИКИ ПУТИНА.

Политический строй современной России совершенно адекватен ее социальному строю — состоянию российского общества, и в этой адекватности кроется секрет его стабильности. Пока в самой структуре общества, в положении его основных классов, в их самосознании не произойдет радикальных перемен, Путину ничего не угрожает.

Современная Россия — это страна победившего люмпена. Несмотря на то что количественно люмпены не преобладают, они, безусловно, доминируют сегодня в российском обществе, навязывая последнему свои «правила поведения». А уже как следствие, они являются и политически господствующим классом, распоряжающимся государственной властью, как трофеем. Проще говоря, Россия сегодня — «босяцкое государство», а Путин — «босяцкий царь».

Все русские диктатуры похожи друг на друга, и стенограмма судебного процесса по делу Иосифа Бродского («тунеядца») выглядит так же омерзительно, как стенограмма процесса по делу Pussy Riots («кощунниц»). Тем не менее социальная природа этих диктатур совершенно разная. И даже если в будущем путинский режим сравняется по уровню репрессий с советской властью, а возможно, и переплюнет ее, ничего общего с советской властью, кроме поразительного внешнего сходства, он иметь не будет.

Советский строй был своего рода «генно-модифицированным» социальным продуктом. Большевизм привил к широкому крестьянскому стволу веточку западного модернизма. Через 70 лет это дерево сгнило, так и не родив обещанных семян. Правда, под землей остались корни, из которых наверх полезли уродливые побеги малопонятной природы.

Сегодня все старые советские сословия (классов в европейском смысле слова в России никогда не было) деградировали, а новые еще не успели сформироваться. В обществе, как никогда, много «лихих людей», готовых на всё «социальных фрилансеров», не связанных никакими корпоративными, моральными и тем более правовыми узами.

В основании «путинизма» лежат не крестьянские (так что зря писатели-деревенщики так о нем пекутся), а люмпенские идеалы. В этом его главное отличие от советской власти. Эта та разница, которую многие не улавливают. «Путинизм» — политический строй деклассированных элементов, всех тех, кто выпал из своих социальных ниш либо вообще их никогда не имел. Наверное, так выглядела бы Россия, если бы Стенька Разин взял Кремль. На смену философии общины пришла философия «общака».

Варвар в городе

ЛЮМПЕН — ПИТАТЕЛЬНАЯ СРЕДА ДЛЯ КРИМИНАЛА. ЛЮМПЕНИЗАЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА ИМЕЛА СВОИМ ПРЯМЫМ СЛЕДСТВИЕМ ЕГО СПЛОШНУЮ КРИМИНАЛИЗАЦИЮ.

В конце первой четверти прошлого века в русский город пришел раздавленный, обозленный и растерянный крестьянин. Несколько десятилетий ушло на то, чтобы городская среда переварила его, а он, в свою очередь, освоился в городском интерьере. На стыке этих двух процессов возникла полугородская «советская цивилизация», просуществовавшая почти полвека.

На рубеже ХХ и XXIвеков в русский город с гиком и свистом ворвался самодовольный, наглый и беззастенчивый уголовник. Двух десятилетий ему хватило для того, чтобы подмять городскую, полугородскую и крестьянскую культуру под себя и свести на нет политические достижения 200-летней европеизации страны. Криминализация общества всегда является свидетельством его социальной деградации, провалом в архаику, возвратом к наиболее примитивным формам социальных отношений, основанных на насилии и грабеже.

Повинуясь основному инстинкту, криминальные элементы стихийно сбиваются в стаи, которые терзают «тяглых» людей и потрошат их кошельки. Периодически внутри этих стай случаются свары, как между собаками, не поделившими кость. Но все тот же инстинкт заставляет их снова объединяться. Их много. Они — главная социальная база нынешнего режима. Это их режим.

Криминальная опухоль пустила метастазы повсюду, она проросла «снизу», так же как и «сверху», проглотила государство, подмяла под себя общество. В России не осталось ни одной социальной или политической институции, которая не была бы покорежена уголовщиной. По сути, нет никакой разницы между кущевскими бандитами и кремлевскими олигархами. И те и другие — типичные люмпены и уголовники по своим повадкам, ценностям, менталитету. А вся Россия снизу доверху — сплошная «кущевка».

Новоявленный хозяин России дико озирается в необычном для него историческом интерьере, не в силах поверить, что всё теперь принадлежит ему. Он чужд всякого истинно производительного начала. Фабрики и заводы, железные дороги и больницы, государственные учреждения и дома призрения, суды и театры — всё это для него не более чем груды бесполезных институций, если их нельзя немедленно разобрать на части и продать — или по крайней мере заставить работать на себя.

Богатейшее государство, с необъятной территорией, с историей, с традициями и с ядерным оружием, в конце концов, стало трофеем в руках варвара. Он очень похож сегодня на обезьяну с гранатой в руке и так же опасен: совершенно невозможно предсказать, куда он эту гранату зашвырнет, потому что социальных тормозов у обезьяны нет по определению.

Новая Орда

КРИМИНАЛЬНАЯ СРЕДА ПОЛНОСТЬЮ ПОДЧИНИЛА СЕБЕ РУССКОЕ ОБЩЕСТВО И ЭКСПЛУАТИРУЕТ ЕГО КАК КОЛОНИЮ, ВЫКАЧИВАЯ ИЗ СТРАНЫ РЕСУРСЫ И ПЕРЕКАЧИВАЯ ИХ ЗА РУБЕЖ.

Социальный и политический уклад жизни современной России очень похож на уклад жизни колониального государства. В медицине известен феномен аутоинтоксикации — самоотравления организма ядами, которые начинают вырабатываться внутри него при некоторых нарушениях нормальной жизнедеятельности. Нечто подобное произошло сегодня с российским обществом, которое подверглось «самоколонизации» паразитическими элементами, возникшими вследствие развития патологических социальных процессов внутри общества. Россия сегодня — империя и колония «в одном флаконе».

Страна вернулась в свой XVI век и даже еще раньше. Через всю русскую историю проходит конфликт между работящим «тягловым» (платящим налоги) человеком, которого не могло защитить слабое государство, и «татем» (вором и разбойником), который пользовался этой слабостью государства. Но почти никогда не было так, чтобы «тати» захватывали само государство, превращали его в орудие воровства и нещадного избиения работящих людей. Так было только в Ордынские времена, когда ханские отряды стояли в каждом русском городе и защищали тех, кто больше заплатит. Но то были чужие, а здесь — свои.

Русское общество приобрело характерную для оккупированных (колонизируемых) территорий двухуровневую структуру. Где-то «на дне» есть реальный «производящий» социум со всеми свойственными ему внутренними противоречиями между составляющими его сословиями и есть «криминальная нашлепка» над этим социумом, состоящая из не включенных в его повседневную производительную жизнь паразитических элементов, которые выкачивают из этого социума всё что можно.

Сегодня Россия искусственно поделена на два класса — «оккупантов» и «население». «Оккупанты» — это сформированная из люмпенов всех мастей («во фраках», «в погонах» или «в цепях» — не имеет значения) воровская элита, организованная как мафия и живущая «по понятиям», которая поставила под свой контроль государство и использует это государство как орудие перераспределения в свою пользу всего того, что производит население. «Население» — это совокупность впавших в «состояние комы» производящих сословий, лишенных реальной правовой и политической защиты, социальная роль которых сведена к обслуживанию паразитической элиты.

Конфликт между «оккупантами» и «населением» — основной скрытый социальный конфликт внутри современного российского общества. Это и есть то главное общественное противоречие, которое тормозит развитие российского общества, без преодоления которого ни одна из исторических задач, стоящих перед Россией, не может быть решена. Прежде чем заниматься модернизацией, индустриализацией, либерализацией, демократизацией и еще Бог знает чем, общество должно освободиться от криминальной опеки, сбросить с себя мафиозное ярмо, угнетающее его производительные силы.

«Православный вайнахат»

КРИМИНАЛ РАЗЛАГАЕТ РУССКОЕ ОБЩЕСТВО, ИЗВРАЩАЕТ ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ, ВЫЗЫВАЕТ НЕОБРАТИМУЮ ДЕГРАДАЦИЮ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.

Криминальная стихия, как вирус, живет внутри любого здорового общества на протяжении всей его жизни. И любое общество на протяжении всей своей жизни борется с этим вирусом. Победить криминальную стихию, как и вирус, окончательно нельзя, но можно и нужно держать ее под контролем. Стоит, однако, обществу ослабнуть, а его социальным и политическим институтам отклониться от тщательного исполнения заложенных внутри них программ, как «криминальный вирус» берет реванш и начинает поедать еще живое общество изнутри. Социальный иммунодефицит опасен так же, как и биологический.

Как правило, эта «вирусная атака» на ослабленное общество заканчивается быстро и печально. Общество умирает, а вместе с ним умирают и те паразиты, которые его пожирали. Но, если это общество в свою очередь оказывается паразитическим и само живет за счет какого-то неограниченного внешнего ресурса (находится, так сказать, на искусственном питании и дыхании), то драма может затянуться. Возникает паразитическая цепочка, на вершине которой оказывается криминал, в середине — подмятое им под себя при помощи подконтрольного ему государства общество, а в основании лежит тот самый ресурс, за счет которого они оба существуют.

Современную Россию невозможно представить без «Газпрома». Если бы не было Черномырдина, взлелеявшего эту уникальную монополию, то не было бы и Путина с его режимом. Недаром, повинуясь интуиции, Кремль в срочном порядке создает нефтяной аналог «Газпрома» из «Роснефти». Выдерни из-под власти «Газпром» с «Роснефтью» — и от нее ничего не останется. Нефтепроводы и газопроводы для криминальной российской элиты есть то же, что «шелковый путь» для кочевников — источник непрерывного и неограниченного «нетрудового» обогащения. Поэтому в российском обществе и возобладали нравы, естественные для какого-нибудь вайнахского племени, но мало сочетающиеся с христианской традицией. Сегодня не Кавказ входит в Россию, а Россия — в Кавказ.

Насаждаемые криминалом нравы корежат нравственные устои русского народа. Под его давлением начинает работать отрицательный «социальный лифт», который вытаскивает на поверхность всё самое гнилое, что можно найти в народной гуще. И, наоборот, всё доброе, светлое, истинно христианское выкорчевывается в народной душе. Формируется негативная матрица поведения, из которой можно выскочить, только отправившись во внутреннюю или во внешнюю эмиграцию. То же самое происходит со всеми социальными и политическими институтами. Вместо того чтобы стабилизировать общество, защищая его от хаоса, они привносят хаос в общественную жизнь, революционизируя Россию похлеще любой оппозиции.

Существует заблуждение, что нынешний режим — это и есть традиционный образ русского государства. Мол, лучше, увы, не стало, но и хуже (если посмотреть внимательно на то, что было), слава Богу, тоже не стало. Русским «деревенщикам» даже мерещится возвращение к каким-то там православным истокам, и в надежде на будущее избиение ненавидимых ими «либералов» они готовы объявить Путина «спасителем Отечества». Традиционалисты потянулись в Кремль толпами — слепые, они перепутали дорогу в вертеп с дорогой к Храму.

Путинский режим не имеет ничего общего с русской государственной традицией (мы не обсуждаем здесь — хороша она или плоха), кроме некоторого поверхностного сходства в «держимордии». Но в этом нет ничего специфически русского — подобное «держимордие» можно найти у любого африканского или латиноамериканского авторитарного режима. И даже весьма «культурные» немцы или итальянцы в не лучшие для них времена вели себя очень похоже. Во всем остальном — это не традиционное государство с крестьянскими патриархальными корнями, а пиратская республика.

Это не возврат назад и тем более не движение вперед, а отскок в сторону. Получив на выходе «из коммунизма» мафиозное государство, опирающееся на люмпена, Россия зашла в исторический тупик, из которого ей не выбраться «эволюционным» путем. Криминальную нашлепку на теле общества нельзя рассосать, ее можно только отрезать.


Революции не избежать

НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО РЕВОЛЮЦИЯ, КОТОРАЯ ТАК ПУГАЕТ РУССКУЮ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЮ, В СЛОЖИВШЕЙСЯ СИТУАЦИИ ОКАЖЕТСЯ НЕ ЗЛОМ, А БЛАГОМ.

У русского человека — устойчивая аллергия на слово «революция», и его трудно в этом упрекнуть. Собственно, революция в русской истории была всего одна, но этого оказалось достаточно, чтобы надолго отбить желание экспериментировать с огнем. Сказалась и навязчивая, набившая оскомину героизация революции коммунистическим агитпропом. Зверства русской революции затруднили понимание исторической роли революций.

В русской истории бунт перекрыл революцию. Тем не менее не надо путать революцию с бунтом. Каждая революция есть, в той или иной степени, бунт. Но не всякий бунт есть революция. Бунт является бессмысленным и беспощадным. Революция бывает беспощадной, но не бессмысленной. У нее есть цели, задачи и класс, в интересах которого она осуществляется. Революции были и остаются «локомотивами истории» и ее «повивальными бабками». Как любые «роды», они почти всегда болезненны, а «локомотив» иногда может и переехать историю. Но это не значит, что революцию можно списать со счетов истории.

Проблема современной России состоит в том, что эволюционным путем из того криминального исторического тупика, в котором она оказалась, выбраться невозможно. Криминальный режим самодостаточен, и через 10, и через 20, и через 30 лет он будет воспроизводить себя в том виде, в котором мы его сегодня наблюдаем. В отличие от коммунистического режима, он завязан на деньги, а не на идеологию, деградация которой автоматически означает его крах и перерождение. Этот режим сам по себе не рухнет до тех пор, пока не исчерпает внешние ресурсы, его питающие. Это резко сужает количество возможных политических сценариев для России.

Первый сценарий (неуправляемый крах) — это истощение природных запасов России или их катастрофическое обесценивание из-за мирового финансового кризиса, вслед за которым, почти гарантированно, наступает хаос и, вполне вероятно, распад страны (то есть исчерпание того внешнего ресурса, который питает криминальный режим). Если кто-то думает, что, когда закончится нефть, темницы рухнут и сама по себе наступит демократия, то он сильно заблуждается. Темницы, может быть, и рухнут, но приведет это только к тому, что еще больше уголовников выйдет на улицу. Это и есть кратчайший путь к тому самому «бессмысленному и беспощадному» бунту, которого никто не хочет. В этом случае режим гибнет, но вместе со страной.

Второй сценарий (управляемый крах) — это целенаправленное и организованное уничтожение режима до того, как нефть кончится. Этот путь предполагает неконституционное разрешение конфликта между властью и оппозицией, то есть революцию. Справедливости ради надо отметить, что к настоящему моменту конституционные рамки уже и так предельно размыты самим режимом, а конституционный порядок существует разве что в головах людей с сильно развитым воображением. При этом чем дольше будет сохраняться statusquo, тем болезненнее будет смена власти. Поэтому повторять, как мантру, что мы должны избежать революции «любой ценой», — контрпродуктивно. Ценой как раз и будет катастрофа, которая поглотит Россию, а вместе с ней и сотни тысяч, если не миллионы человеческих жизней.

Я не призываю к революции и не оправдываю революцию, я лишь констатирую печальные факты. Я лично предпочел бы, чтобы Россия обошлась без нее. Но реальных шансов на это у России немного. Ей приходится выбирать между плохим и очень плохим вариантом. Либо революция, что плохо, но сохраняются определенные исторические шансы. Либо катастрофа и бунт, что очень плохо и без всяких шансов. К сожалению, третьего уже не дано. Историческую развилку, на которой можно было выскочить из этого тупика при помощи компромисса, Россия проскочила год назад. Да и то я уже не уверен, что развилка-то была.

Можно, конечно, игнорировать эти реальности, предаваясь мечтаниям о внутренней эволюции режима или о демократическом выборе голодного народа в разрушенной стране после того, как криминальный режим «доест» Россию до конца. Я полагаю для себя безответственным поддерживать подобного рода иллюзии, мало сочетающиеся с действительностью. Отдавая себе отчет в том, что моя позиция не найдет сегодня понимания у значительного числа глубоко уважаемых мною людей, я в свое оправдание могу лишь процитировать Владимира Маяковского: «И мне бы строчить романсы на вас, доходней оно и прелестней, но я себя смирял, становясь на горло собственной песне».


Демократическое или национально-освободительное движение?

Единственный способ минимизировать потери от революции, не довести страну до хаоса и бунта, — это подготовиться к этой революции, сделать ее как можно более осмысленной и как можно менее стихийной.

Революция, какой бы бархатной она ни была, сначала решает свою главную и непосредственную задачу — устранение прогнившего режима и захват власти, а уж потом только переходит к осуществлению своих демократических и конституционных задач. Перескакивание через первый этап возможно только в головах очень добрых и романтически настроенных граждан, но не на практике.

И тут мы подходим к очень щепетильному вопросу. Оппозиция сегодня во главу угла ставит общедемократические лозунги, стыдливо обходя вопрос о необходимости завоевания власти. При этом практически все отдают себе отчет в том, что ее завоевание демократическим путем при существующих политических условиях невозможно. Нельзя убедить в преимуществах демократии народ, который при ней никогда не жил и ассоциирует демократию только с анархией 90-х. Как писал Троцкий, нельзя научиться ездить на лошади, не сев на нее. Дайте сначала народу лошадь — порядок и законность, а потом учите его демократической выездке.

Речь идет не об умалении или отрицании демократии, а лишь о приоритизации лозунгов. Демократические лозунги являются сегодня стратегически правильными, но тактически преждевременными. Для России в данный исторический момент актуально не демократическое, а национально-освободительное движение. Непосредственной целью сегодня является не демократизация, а деколонизация и декриминализация. Народ входит в революцию, движимый ненавистью к старому строю, а выходит из нее охваченный новыми идеями.

Это не власть, а оппозиция должна использовать сегодня тактику народного фронта. В повестке дня должен стоять один вопрос — борьба с криминалом и мафиозным государством. Все, для кого эта повестка дня актуальна, должны получить входной билет вне зависимости от идеологических предпочтений. Круглый стол необходим не для тех, кому и так приятно поговорить друг с другом, — они могут встретиться и в ресторане. И тем более круглый стол создается не для того, чтобы договариваться с властью, а для того, чтобы давить на нее.

Перед национально-освободительным движением стоят иные задачи, чем перед демократическим: подавление криминальных элементов и их агентов в государственных органах; восстановление дисциплины и общественного порядка; возвращение работоспособности государственных институтов, прежде всего правоохранительных органов и судебной системы. Прежде чем строить демократию, необходимо освободить Россию от того внутреннего ига, которое душит ее производительные силы и расшатывает нравственные устои. Сначала надо вырезать опухоль, а потом заниматься оздоровительными процедурами.

Прежде всего нужно расчистить (или даже зачистить) ту площадку, на которой будет возводиться здание демократии. И лишь потом, когда эта задача будет решена, конституционной элите придется в жесткой конкурентной борьбе доказывать преимущества демократического пути развития. Демократия — это не плод разовых усилий, который можно сорвать, как джекпот, и жевать всю оставшуюся жизнь. Постоянное напряжение здоровых сил общества, заинтересованных в том, чтобы Россия снова не скатилась в криминальную яму, является единственной гарантией для демократии. Никаких других гарантий не существует. Если 100 лет назад общество с этой задачей не справилось, это не повод полагать, что оно с ней не справится никогда.

Как это ни тяжело осознавать, но надо быть готовыми к тому, что путь к демократии лежит через диктатуру. Нет никаких сомнений в том, что «мафиозное государство», защищая себя, будет впредь только усиливать репрессии, у него просто нет другого выхода. Ответом на криминальный террор могут быть только меры чрезвычайного характера. Обществу придется пройти через чистилище, соскребая с себя «татей» и их приспешников. Это будет малоприятный, но необходимый этап, у которого, безусловно, будут свои издержки. Их и будут в последующем лечить при помощи демократии.


ПОСЛЕСЛОВИЕ РЕДАКЦИИ

По прочтении этого текста у нас возникли вопросы. А кто будет тем лидером, который проведет необходимую, по мнению автора, хирургическую операцию? Откуда ему взяться? На кого он будет опираться и кто будет осуществлять антикриминальную революцию? Не станут ли эти люди, оказавшись у власти столь жестким способом, основателями новой мафиозной структуры? Не похоже ли это все на большевизм, который уже разрушал до основания, а что было затем, знают все?   Мы задали эти вопросы Владимиру Пастухову. Он обещал написать продолжение, в котором попытается на них ответить.

0

2

Какая нужна диктатура

August 23, 2012 10:35
Евгений Ихлов

Рассуждения лондонского политолога Владимира Пастухова о послепутинской революционной диктатуре лишний раз доказали мне, что в России – стране, в которой отсутствует публичная политика, - не может быть политологии как научной дисциплины. Скорее это забытая ныне «советология», обращенная к нынешним, квазирыночным и псевдолиберальным конструктам.

Например, за последние 18 лет мы, при Конституции, изменившейся лишь минимально (срок депутатских полномочий увеличился на 1/4, а президентских - в полтора раза), несколько раз переходили от президентской к президентско-парламентской системе и наоборот. Адекватно это можно описать только с помощью социальной культурологии, формальные же политологические схемы с их теориями «демократического транзита» здесь беспомощны.

Прежде всего, политолог Пастухов совершенно неправильно определяет «эксплуататорский класс» современного российского общества как «люмпенский» и смешивает вместе такие борющиеся за доминирование социальные группы, как криминалитет, путинская опричнина, номенклатура партии власти и олигархат. На самом деле эти группы глубоко враждебны друг другу. Криминалитет – это «авторитетская» элита уголовного мира, создавшая симбиоз с «опричниной» и номенклатурой. «Опричнина» - это слой правоохранителей (силовиков), ставший бенефициаром заказных репрессий против предпринимателей и представителей местных и региональных властей. Номенклатура – это монополизировавший политическую власть слой бюрократии, заменивший разделение социальных функций распределением социальных ролей. Они являются прямыми бенефициарами узурпации власти. Олигархат – это небольшая группа чиновников-магнатов и просто финансовых магнатов, осуществляющих основные властные функции в стране.

Разумеется, первейшей задачей любой революции – демократической, популистской или русско-националистической - будет политическая ликвидация всех этих четырех групп. Но объединять их в одну кучу является такой же ошибкой, какой было бы объединение советской партийно-хозяйственной номенклатуры и идеологического аппарата КПСС. Русская революция 1991 года и победила только за счет раскола коммунистической бюрократии – «хозяйственникам» дали возможность стать рыночниками-реформаторами и националистами, а идеологам всех уровней оставили возможность играть в бирюльки политической оппозиции.

Насколько советские исполкомы были внутренне готовы стать мэриями, так и наиболее вменяемые части нынешней номенклатуры готовы стать консервативной парламентской оппозицией революционной коалиции.

Поскольку послепутинская революционная власть, по моему убеждению, должна действовать строго противоположно тому, как действовали послеавгустовские демократы, то вместо создания симбиоза буржуазно-демократической революционной элиты и старой номенклатуры (и тут Пастухов прав) должна последовать жесткая чистка бывшей правящей группировки. Прежде всего с помощью последовательной люстрации. Но называть это «национально-освободительной» борьбой, как делает Пастухов, - это либо сознательный эпатаж, либо скрытное подыгрывание русским националистам, объясняющим свою оппозиционность путинизму мифом о подчиненности Кремля кавказцам, евреям, франкмасонам или марсианам. В мировой исторической науке национально-освободительной борьбой называют либо антиколониальное, антиимперское движение, либо стремление объединить этнический ареал, разделенный между несколькими государствами. Но реально последней национально-освободительной (если понимать «национально» в американском, а не в немецком духе) борьбой с точки зрения русского народа была борьба за суверенитет от идеологической империи Советский Союз, развернувшаяся в 1990-91 году и завершившаяся победой в Августе.

Рассуждая о будущей революции, Владимир Пастухов делает два исключительно правильных предположения, но одновременно и две по-детски наивные ошибки. Он прав, когда предвидит, что свержение путинизма станет результатом объединения не только либерального стремления к верховенству права среди новорожденного среднего класса и архаического народного стремления к справедливости и «честному государству», но и их социальных и политических программ. Он прав и в том, что послереволюционный режим будет вынужден идти на очень жесткие меры против бывшего правящего слоя. Это противоположно стратегии лидеров демократического движения 90-х, с их приверженностью неолиберализму при полной готовности к альянсу со старой коммунистической элитой (при условии символической идеологической мимикрии с ее стороны), а значит, с учетом упомянутой «зеркальности» исторических периодов, является залогом успеха.

В чем принципиально ошибается Пастухов, так это в противопоставлении революционного режима и демократии. Антитезой демократии является не диктатура, а авторитаризм – максимальная концентрация персональной власти на всех уровнях. Следовательно, революционная антитеза нынешней безусловно авторитарной и персоналистской системы просто обязана быть построена на принципах самой широкой и спонтанной демократии. Другое дело, что послереволюционный режим явно не будет либеральным, если понимать под либерализмом сугубую защиту прав меньшинства и буквально ритуальную ценность процедур. Неизбежная диктатура, о которой предупреждает Пастухов, с одной стороны, закономерна, но с другой стороны, вовсе не обязательно является отрицанием демократии. Это не парадокс. Демократия – это легальное открытое соревнование социально-политических проектов. В условиях деспотии (абсолютной монархии, тоталитаризма или авторитарной системы) это соревнование проходит скрытно, в виде борьбы «придворных партий» и олигархических кланов. Диктатура – это совершенно не обязательно режим кровавых репрессий и полицейского произвола. В точном смысле слова диктатура - это экстраординарная власть. Например, неправосудный суд – признак деспотизма, но признаком диктатуры является суд особый - какой-нибудь трибунал или стихийный народный суд. Экстраординарное правосудие, конечно, уступает ординарному либеральному - с его судом присяжных и бесчисленными апелляционными инстанциями, но процент справедливых решений в нем куда выше, чем в «заказном» судилище при деспотии.

Нарушение парламентских процедур революционной диктатурой может являться и на первых фазах революции почти обязательно является следствием стремления к немедленной и прямой реализации воли большинства (разумеется, мобилизованного революцией большинства). Революционная диктатура – это не обязательно концлагеря для оппонентов, это может быть тенденциозная идеологическая политика в СМИ, «несправедливая» поддержка прореволюционных политических сил, вмешательство чрезвычайных внепарламентских структур в виде каких-нибудь «революционных советов» в политику и администрирование. С этой точки зрения, КАЖДАЯ революция (если она не пародия на саму себя) в том или ином виде проходит стадию революционной диктатуры, даже в таком мягчайшем виде, как это было у нас после Августа. Да, революционная диктатура – антитеза ординарной либеральной демократии, но по сравнению со свергнутой ею полицейской деспотией она может быть просто воплощением народовластия. Ту последовательную и систематическую чистку от старого правящего слоя от криминалитета, опричнины, номенклатуры и олигархата, которую предлагает Пастухов, пусть даже в виде самой вегетарианской люстрации, разумеется, может провести только революционная диктатура. Но эта диктатура вовсе не будет означать отрицание демократии. Будет идти яркая и смелая дискуссия о реформах, будут избираться и переизбираться должностные лица всех уровней. Просто временно отойдет на задний план либеральная игра партий.

Категорически неправ Пастухов, когда он противополагает революцию и кровавую смуту. Во-первых, очень часто именно революция, разрушая государственность больше критического порога, открывала дорогу к хаосу. Во-вторых, описываемый им как желательный режим революционной диктатуры, яростно выкорчевывающий все ныне правящие группы, ближе всего подходит под определение тирании. Это ведь и будет максимальной стадией отхода от либерализма. Неужели Пастухову действительно привиделись страшные картины толп москвичей, вооружившихся различными колющими-режущими и охотящиеся на директоров управляющих кампаний, зампрефектов и участковых инспекторов?

Пастухов, не называя этого термина, фактически говорит о желательности «превентивной революции», которая должна упредить массовые стихийные выступления. Превентивная революция – это попытка захвата власти наиболее продвинутой частью элит, с тем чтобы предотвратить полное разрушение государства. Но тотальная чистка бывшего правящего слоя по Пастухову – это самое страшное, что может их ждать. Альтернативной этого может быть только «антипутч» - попытка верхушечного переворота, искусно декорированная под либеральную революцию. В России так было в марте 1917-го и в августе 1991-го. Я не вижу в путинском режиме потенциал для такой превентивной революции, хотя не исключаю различных импровизаций в случае разрастания нынешнего кризиса. Надо просто понять, что «народно-освободительная диктатура» по Пастухову – это самая радикальная форма революции из возможных. Поэтому самой главной проблемой и власти, и либеральной оппозиции в скором времени станет изобретение сценария, когда для таких суровых мер не дойдет. И начнутся попытки совершения «антипастуховской» революции – легкой и бескровной, сохраняющей основы нынешней послеельцинской системы. Вот именно в этих условиях и станет возможным формирование достаточно жестокой диктатуры – для защиты постпутинского режима от «углубления» революции. Возможно, изыскания Владимира Пастухова, призывающего отказаться от демократии во имя очищения от «люмпенов» (перечень глупых козликов отпущения называется «Список Магнитского»), являются первыми, еще черновыми набросками доктрины, обосновывающей легитимность «превентивно-революционного» режима.

0

3

Андрей Колесников

Холманских — будущий президент

Через несколько лет корпорация «Россия» превратится в ЗАО «Уралвагонзавод»
23.08.2012

«Рояль в кустах» сначала путинской предвыборной кампании, а затем третьего срока Владимира Путина — бывший начальник цеха «Уралвагонзавода», а ныне полпред главы государства в Уральском округе Игорь Холманских преобразовал региональное движение «В защиту человека труда» в общероссийское. Заявление лидера движения, на глазах из пролетария практически, если судить по размерам его резиденции, превратившегося в предводителя уральского дворянства, звучало почти угрожающе: «Общество сформулировало запрос на создание движения, возникла потребность людей труда, тех, кто создает блага страны, кто связывает свою судьбу с Россией (безродным космополитам и «креативному классу» не обращаться. — А.К.), в объединении. У движения немало возможностей, чтобы эффективно представлять и защищать интересы человека труда».

Движению всего полгода. Казалось бы, свою функцию оно уже выполнило, изобразив на выборах поддержку Владимира Путина со стороны сознательной части пролетариата. Но теперь перед ним вдруг замаячили новые задачи. Во-первых, надо подобрать потускневшее на летнем зное знамя Общероссийского народного фронта, быстро превратившегося в чемодан без ручки. Во-вторых, постращать существующие политические силы, партии и персоналии.

Само вознесение Холманских на высокоскоростном элеваторе системы «Кони лифтс» из начцеха в полпреды президента было комбинацией из трех пальцев или перстом грозящим, продемонстрированными зажравшимся соратникам: мол, ничто не вечно, каждый под Богом ходит.

Кроме того, тем самым Путин обозначил свою «ядерную» социальную базу, совпавшую с приоритетами РСДРП(б) и ВКП(б), которые идентифицировали себя с рабочим классом, реальным и мнимым. (КПСС все-таки ориентировалась еще на трудовое крестьянство и на непропеченную прослойку советского гамбургера — интеллигенцию.) Это еще больше должно было напугать как истеблишмент, близоруко приглядывающийся с Лазурных Берегов и из Форте-деи-Марми к вырисовывающейся в тумане родине, так и представителей КПРФ, у которых Владимир Владимирович с помощью Игоря Рюриковича стал отбирать верный электорат. Получается, одним Холманских Путин убивает сразу двух политических зайцев.

Можно предположить, что движение «В защиту интересов труда», которое пока не преобразовывается в партию (рано), станет выполнять роль спойлера коммунистов. Но на самом деле своей мишенью «трудовики» избрали «Единую Россию», вызвав в ней переполох и стремление подсчитать среди себя классовую квоту пролетариев как физического, так и умственного труда — мол, мы тоже партия трудового народа.

Но сигнальчик более чем серьезный, свидетельствующий о том, что готовится запасная, теневая партия власти взамен «Единой России». Тем самым Владимир Путин выпускает против Дмитрия Медведева, нынешнего «хозяина» партии власти, Игоря Холманских. Наряду с другими знаками невнимания к бывшему члену дуумвирата и нынешнему премьеру со стороны президента (например, исключение его из Совета по физкультуре и спорту: «лучший друг физкультурников» может быть только один, и мы его знаем), это слишком четкое послание Путина Медведеву, чтобы оно не было правильно «прочитано».

Наконец, можно допустить, что в лице главного «человека труда» Игоря Холманских президент увидел то ли преемника, то ли члена нового тандема. В конце концов, «креативный класс», на который ориентировался Медведев, теперь стал прямым оппонентом власти и ее клерикальной идеологии. Все, что Путину остается, — переориентироваться на мифического «человека труда», вернув в оборот призраки марксизма-ленинизма. (Но не пролетарского интернационализма — теперь на страже новой русской идеологии боевые отряды православия и казаки с ногайками.)

Если судить по законодательным инициативам — реализованным и еще только намечающимся, — власть взяла курс не на примирение с городским средним классом, а на конфронтацию с ним, с параллельным популистским заигрыванием с бюджетниками и теми, кого начальники назначают «людьми труда». Лучшего предводителя, чем Холманских, для этой несколько эклектичной массы не найти.

Конечно, за время, которое осталось до следующих выборов, много чего может произойти, и новый фаворит Верховного главнокомандующего сгорит в верхних слоях политической атмосферы, как это уже почти произошло с резво начинавшим новый виток карьеры потенциальным лидером охранителей Дмитрием Рогозиным, провалившим кураторство космической отрасли. Но комбинация могла бы быть красивой.

А чтобы преемник стал узнаваемым, его надо обкатать на какой-нибудь высокой должности. Например, назначить первым вице-премьером по нацпроектам. Прецедент уже был, и он удался…

0


Вы здесь » ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ НОВОСТЕЙ » В России » Что будет после Путина?