В Минске один из основателей и руководитель международной компании EPAM Systems, занимающейся разработкой заказного программного обеспечения, бывает всего несколько дней в месяц. Поэтому день расписан буквально по минутам. Ровно в 11 заканчивается встреча с клиентами и начинается наше интервью, которое должно закончиться ровно в 12, потому что начнется новая встреча. Но беседуя с Аркадием Добкиным, никогда не скажешь, что он входит в десятку самых влиятельных бизнесменов Беларуси. Спокойный, неторопливый, размеренный. Он даже не отвлекается на разговоры по мобильному телефону! Чемоданный образ жизни выдают разве что характерные складки на рубашке. С 1991 года Аркадий Михайлович живет в Америке и, так как его компания работает в США, Беларуси и Европе, часто перелетает из одной страны в другую.

– У меня правильный образ сложился: вы выходец из Беларуси, реально осуществивший американскую мечту?
– Наверное, да, если говорить штампами... Но на самом деле никакой американской мечты не было. Была мечта жить нормально и заниматься тем, что нравится. Я уезжал из Беларуси в самом конце 91-го, когда ничего не было понятно, что будет, как и когда. В Минске в то время у меня уже была программистская компания, и мне очень хотелось остаться в этой сфере профессионалом.
– Большой был бизнес?
– В Советском Союзе в то время только-только позволили открывать частный бизнес, и, так как я был программистом, то и начал работать в этой сфере. Была компания, наверное, человек в 20 - программистский кооператив, так это тогда называлось.
– И вот вы, советский бизнесмен, приехали в Америку, вышли из самолета…
– Бизнесмен - громко сказано. В 1991 году можно было уехать в Америку по родственной иммиграции. В Америке уже 10 лет жила моя сестра, и родители настояли, что мы все должны соединиться вместе там. Английского я почти не знал: читал, писал немного, как технический специалист, но говорить не мог совсем. В кармане было 2000 долларов, все остальное осталось в компании, и было, где остановиться, что было, конечно, очень немало. Вот и все.
– Правда, что первое время вы даже посуду мыли. Или это часть официальной легенды?
– Мыл. 2000 долларов заканчиваются очень быстро: машину купил - и все. У сестры своя семья, свои проблемы. Через полтора-два месяца эйфория испаряется, и ты понимаешь, что нужно все делать самому, тебя тут никто не ждет, и нельзя быть обузой никому. А еще есть дочь, которой семь и она напугана еще больше. А твой английский такой, что на работу могут взять только чудом. Поэтому – да, месяца четыре мыл посуду и одновременно искал работу по специальности. С испугу за это время отправил четыре сотни резюме, мозоли на пальцах были от ручки. И к счастью, в одной крупной компании меня взяли без английского, просто потому, что им нужно было срочно закрыть дырку на два месяца. И как-то они поняли, что я смогу это сделать. Потом закрывал эту дырку полтора года. А через полтора года я уже начал говорить.
– И что стало с вашей компанией в Минске, пока вы мыли посуду?
– Уезжая, я попросил своих сотрудников подождать меня год. Я тогда наивно верил, что как-то придумаю, как работать вместе опять. Но уже через несколько недель в Америке понял, что это была дикая и нереализуемая идея, и что здесь надо выживать. Не забывайте, мы говорим о том, что было 20 лет назад. Сегодня это тяжело представить: интернета не было, никаких мобильных телефонов не было, ничего не было! Чтобы позвонить в Минск, нужно было потратить 4 доллара за минуту, и цена доллара была совсем другая, чем сегодня.
– Ваши сотрудники вас дождались?
– Нет. В 1992 году наступил очень серьезный кризис. Советский Союз, естественно, распался сразу после того, как я уехал. Все изменилось, и компания, и заказы, которые оставались, – все это рухнуло и деньги обесценились. Несколько основных ребят начали заниматься другим бизнесом, который вырос в достаточно известную сегодня в стране компанию никак не связанную с программированием. Каждый раз, когда еду из аэропорта, вижу их рекламу в центре города.

«Я знаю людей, которые уезжали и в 50 лет, и доказывали, что могут быть хорошими инженерами»
– Вы уезжали в 30 лет…
– Хуже (с улыбкой) – в 31.
– Но даже в 30 лет уже думаешь: вот было бы 25, все можно было бы изменить, да даже в 27 еще не поздно. А в 30 уже хочется стабильности, никуда не хочется переезжать.
– Ну и я тогда думал, что все закончилось: 31 год, не разговариваешь по-английски. Но уезжать или нет в связи с определенным возрастом – не совсем правильная постановка вопроса. Тогда была другая ситуация. Был еще Советский Союз, ощущение, а может быть, и понимание, что у тебя нет никаких возможностей, нет альтернатив. Люди, которые уехали из Советского Союза до 90-х, никогда не думали, что можно будет возвращаться и что-то создавать на своей родине. Переселившись, они нацеливались совсем на другую жизнь. А потом ситуация изменилась, и сейчас совсем другая обстановка, когда люди вполне могут себя реализовать профессионально и не уезжая.
– Вы и сейчас считаете, что стоит свою жизнь менять кардинально, если тебе уже за 30?
– Если есть желание и энергия, то да. Иногда и после сорока можно и после пятидесяти. А когда человек еще и попадает в экстремальные условия, случается все что угодно. Представьте, человек приезжает в новую страну (с языком или без языка), попадает в незнакомую среду, некоторое понимание которой наступит только через несколько лет. Так вот, есть те, кто чувствуют себя стариками в 40 лет и думают о том, как получить государственное пособие и жить «стабильно». А есть люди, которые и в 40 лет готовы получить новую специальность или способны доказать, что они профессионалы высокого уровня в любом месте. Я встречал людей, которые начинали с нуля и в 50, и даже в 60 лет и доказывали, что они отличные специалисты, несмотря ни на что. И я знаю людей, которые в 30 лет уже считают, что жизнь закончилась.
«Я улыбаться в Америке не научился, а вот дети уже улыбаются»
– Советское образование вам в жизни помогло? Вы все-таки закончили одну из лучших в Минске математическую школу, политех. Или сыграли роль ваши личные качества?
– Очень многие моменты в жизни можно, наверное, рассматривать как везение. У меня родители военного возраста. Мать – коренная минчанка, сумела бежать в 15 лет из минского гетто в лес, в партизанский отряд, после того, как почти вся ее семья – родители, младший брат, другие родные – всего 36 человек – погибли там. Отец войну прошел с 41-го по 45-й, включая всю блокаду в Ленинграде. Сейчас родители живут в Америке, отцу будет 92, матери 86. До моих 7 лет мы жили в коммунальной квартире - две семьи, 5 человек в одной комнате и 4 в другой. Но зато на Площади Победы – и это первое везение! - в 50-ю школу я пошел, потому что это была просто школа по месту жительства. И это действительно была очень хорошая школа и отличные учителя.
Старший брат, мастер спорта по борьбе (он сегодня руководитель крупной инженерной компании, лауреат государственной премии в области науки и техники Беларуси), привел в группу к своему товарищу, Олегу Яковлевичу Райхлину - повезло еще раз.
Потом политех – тоже хорошая школа. И мне опять повезло, там был доцент на кафедре «Электрических систем», покойный сегодня, Роберт Иванович Запатрин. Одержимый программированием и изобретательством, он увлек этим многих студентов и меня в том числе.
Когда про университеты спрашивают, я часто отвечаю, что наше образование вполне конкурентоспособно и сегодня. Хотя знаю, что когда это прочитают, скорее всего, у меня будет много оппонентов, которые наверняка гораздо лучше меня понимают проблемы образования в Беларуси. Но, к сожалению, это международная беда. Я достаточно хорошо знаю, о чем говорю: моя старшая дочь окончила школу и университет уже в Америке. И я вижу, как преподают в школе сегодня, где учится моя младшая дочь, а это далеко не самая плохая школа. Поэтому мое мнение – в основном инженеры, которые учились и работают в Беларуси, по квалификации не уступают специалистам на Западе. Не думаю, что те, кто закончили университеты за рубежом, имеют какие-либо серьезные преимущества по сравнению с теми, кто получил образование здесь.
– А то советское мышление, с которым выросли вы и, к сожалению, продолжают жить многие белорусы, мешало? Вы чувствовали эту разницу между советским и западным менталитетом?
– Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я до конца так и не стал американцем – до сих пор мало улыбаюсь просто так (улыбаясь). Я концентрировался на бизнесе, и многие обыденные вещи проходили мимо меня незамеченными. Но не думаю, что советское мышление мне мешало, и не думаю, что сегодня в Беларуси у тех людей, которые приходят к нам на работу, есть советское мышление. И к тому же за последние 20 лет я видел достаточно советских людей, никогда не живших в СССР.
Когда говорят о «советскости» мышления, это всегда очень относительно. Особенно если хорошо понимать, как была устроена жизнь 20 - 30 лет назад в Советском Союзе. Сегодня люди могут путешествовать практически неограниченно. Вы можете получить любую визу и поехать куда угодно. Есть неограниченный интернет – значит, нет серьезных информационных ограничений. Хорошие специалисты, которые работают у нас или в любых других компаниях, могут сесть в поезд или самолет и получить работу в любой точке мира практически без проблем, конечно, в предположении, что есть те самые желание и энергия. Вопрос в необходимости это делать. Похоже, что у основной массы специалистов такой необходимости нет.

«У Беларуси есть очень хороший шанс преуспеть в информационных технологиях»
– Вы, глава крупной компании, можете позволить себе сказать: все, сегодня отдыхаю?
– Сказать-то я могу, но расписано все достаточно жестко. Раньше, как «советский» человек, закончивший технический вуз, я многое пытался делать сам. Даже когда в компании уже работало несколько тысяч человек, у меня не было ассистента, как бы стеснялся. Сейчас у меня есть помощники и в Америке, и в Беларуси, которые сильно помогают, включая формирование моего графика. Становлюсь «бюрократом».
– Вы говорите, что компания ищет талантливых людей. Таких больше в Беларуси или в Америке?
– Проблема в том, что их везде не хватает. В разные времена существовали разные штампы на счет того, где больше и где меньше. В какой-то момент в США существовало мнение, что все выходцы из бывшего СССР должны быть суперматематиками или суперинженерами. На самом деле многие эмигранты должны были вначале своей карьеры работать в разы больше, чтобы утвердиться, и, в конце концов, и производили больше тоже. Сегодня мои дети считают, что все китайцы исключительно умные, потому что те, кого они видят в школе, учатся и трудятся очень напряженно. В результате и их достижения сегодня лучше в среднем, чем у их однокашников. Но когда приезжаешь в Китай и смотришь, что там происходит, оказывается, что проблема та же самая – талантливых, толковых людей очень не хватает и существует огромный недостаток серьезных специалистов. Поэтому все относительно просто – нужно учиться и трудиться. В Америке, в какой-то момент фокус у молодежи сильно сместился в финансовую и гуманитарную области. Изменить это обратно очень тяжело. Безусловно, EPAM не случайно появился в Минске. Тут было много специалистов, которые занимались именно информационными технологиями, так же, как и специализированых предприятий и университетов. Это нельзя растерять. В это нужно инвестировать, это нужно поддерживать.
– Как глава публичной компании, чьи акции продаются на нью-йоркской бирже, вы должны раскрывать свои доходы?
– Да, должен это делать.
– И какой у вас годовой доход?
– Ну это уже знают все, кому было интересно. А тем, кто еще не знает, я бы предложил проявить инициативу и потрудиться, найдя цифры на интернете за 5 - 10 минут. И не забыть отнять налоги в 40% (Мы, естественно, проявили инициативу. В прошлом году Аркадий Добкин заработал без вычета налогов больше 700 тысяч долларов. - Прим. ред.).
– Помните тот самый день, когда вы поняли: вот он, первый заработанный миллион?
– На самом деле помню хорошо первого клиента. И первый маленький проект. И первый по-настоящему серьезный проект. И чувство – вот это мы сделали. И то, когда пришло понимание, что вот теперь мировые авторитеты принимают нас за реальных конкурентов и уже опасаются немного. И тот момент, когда мы уже поняли, что можем их тоже чему-то учить.
Всегда есть следующая горочка, и интересно доказать, что ты попал на этот бугорок не случайно и не потому, что тебе повезло, что ты отучился в 50-й школе и встретил одного дядю, который доверил тебе один проект…и потом другого дядю. А потому, что ты можешь эти бугорки проходить один за другим и каждый следующий из них более сложный. И каждый раз понимаешь, что это был именно бугорок, а не вершина еще. И нужно не скатиться вниз, а все время подыматься вверх. 15 лет назад для нас было большой честью, что известные западные компании вообще давали нам работу. Дальше интересно было делать большие и серьезные проекты. А потом пришли и многомиллионные контракты, потому что мы начали делать по-настоящему очень сложные и очень ответственные проекты. Существует много «быстрых», компаний, которые сделали что-то один раз, прожили «жизнь» за два-три года и скатились с бугорка…или застряли на равнине.
Компаний, в которых могут работать тысячи талантливых, квалифицированных людей и которые существуют десятки лет и продолжают развиваться и расти 30 – 40% год за годом, очень мало. Вот что на самом деле интересно помнить. А про первый миллион – нет, не помню ничего конкретного – наверное, надо было утром вставать и идти на работу.
«Если бы я знал какой-то секрет успеха, то все бы получилось гораздо быстрее»
– Вы работаете в нескольких странах. Отношение к Беларуси на Западе, санкции на вас как-то сказываются?
– По большому счету – нет. Вот сейчас в соседней комнате находятся топ-менеджеры крупной компании. Половина из них из Америки, половина – из Европы. После очередного всплеска эмоций по поводу ситуации с европейскими послами никто заказы не отменял, к нам по-прежнему приезжают клиенты – жизнь продолжается. Мир так устроен, что если бизнесы будут сиюминутно реагировать на все всплески политических эмоций, то они не смогут работать вообще. Все остановится, а это никому не нужно. Мы работаем в Беларуси уже 19 лет. Мы помним первый отъезд послов в 90-х – тогда было немного страшно: вот только начали и вдруг все рухнет. Когда второй раз послы разъехались, было почти привычно, и мы уже знали, что клиенты ценят нас как компанию, которая делает качественный продукт. Как правило, наши клиенты - крупные международные компании, и у них есть опыт разных ситуаций по всему миру. Где-то всегда что-то происходит. А мы, как и многие другие, часть глобальной инфраструктуры. Плюс мы сегодня публичная компания, а это говорит о том, что мы вложили серьезные средства, чтобы обеспечить нашим клиентам минимальные риски, иначе бы нам не удалось пройти через весь процесс публичности. У нас также находится много финансовых средств не только в Беларуси, но и в Америке. Поэтому нам можно доверять серьезные проекты и крупные контракты. А если что-либо действительно случится неприятное для наших клиентов, то у них есть возможность с нас серьезно спросить и компенсировать неприятности.
– Ну вот в Америке есть культ человека, зарабатывающего деньги. А у нас пожаловаться могут многие, а похвалиться своим успехом - нет. Думаете, это когда-нибудь изменится?
– Изменится, да и меняется. Но, во-первых, я думаю, что это нельзя изменить искусственно, все должно происходить естественным образом. Основная масса людей все равно сразу не примет тех, которые очень быстро или даже относительно медленно становятся резко богаче. И, во-вторых, это вовсе не локальная ситуация. Даже в Америке, а потом и по Европе прошла волна забастовок, по сути, против крупного бизнеса. А по поводу публичности и раскрытия доходов? Если акции EPAM продаются на бирже, все должны знать, сколько зарабатывает руководство компании – таковы правила. Нравится ли мне это? Нет, не очень - ведь я же почти советский человек.
– Но должна же быть гордость какая-то!
– Какая гордость! Гордость по поводу количества денег? Если «Форбс» публикует список самых богатых людей, то не потому, что они заявили, сколько они получают и хотят этим погордиться, а потому что у «Форбса» работает группа аналитиков, которые по крохам что-то подсчитали, как правило, иногда серьезно ошиблись, но все равно опубликовали.
– У нас тоже есть свой «Форбс». По мнению издания «Ежедневник», вы входите в топ-10 самых крупных бизнесменов страны. Вас это место устраивает?
– Я думаю, что это не имеет особого отношения к «Форбсу». По моему мнению, уровень благосостояния белорусских бизнесменов, которые попадают в этот рейтинг, очень тяжело просчитать. И со мной наверняка раньше серьезно ошибались, а теперь смогут сказать почти точно – так что в следующий раз я могу оказаться и за первой сотней.
– Вы сегодня можете сформулировать, скажем, пять правил того, как добиться успеха?
– Это не ко мне, а к тем, кто может открыть пять компаний за пять лет и все их успешно продать. Они должны знать. Я, к сожалению, знаю только два, и они очень просты - нужно иметь желание чего-то добиться и надо много трудиться. Ну и, конечно, везение, например, окончить школу №50 (с улыбкой). Если бы я знал какой-то другой секрет, все бы получилось гораздо быстрее.
Источник: «Комсомольская правда»

Долина строгого режима

Дарья Черкудинова, «Hopes&Fears» — Hi-tech

Почему стартапы выбирают авторитарную Беларусь?

Это был страшный сон Сергея Брина. Бетонный забор с надписью «видеонаблюдение» и колючей проволокой, в которой трепыхался красный воздушный шарик-сердце — прилетел из столовой, где гуляли свадьбу и пели народное. Я искала программистов и дизайнеров из компании Ultralab, но «Яндекс.Карты» указывали куда-то за забор, а там не было ничего, кроме унылых зданий завода имени Октябрьской революции, тянувшихся вдоль реки Свислочь.

оригинал с фотографиями

Наконец калитка открылась, и оттуда вышел не вохровец, а статный юноша в ярко-синей куртке. Его звали Евгений Валуев, он писал со своим Ultralab приложения под iOS и зачем-то выбрал это неуютное место для офиса. «У нас режимный объект, проходите».

Человеку, который не живёт в Беларуси, такой выбор может показаться метафорой местного стартап-бума, но история отношений бизнесменов и власти сложнее. Страна прославилась оффшорными программистами и вошла в мировой топ-30 в этой сфере. Три года назад программисты массово стали создавать стартапы и разрабатывать свои продукты и сервисы. Расцвету IT-предпринимательства способствовала воля диктатора.

Лукашенко душил свободомыслие, но понимал, что будущее зависит от учёных и программистов, а не от его договорённостей с Россией о прокачке и переработке нефти. Интернет-бизнес зацвёл после того, как в 2005 году в Минске открылись ОЭЗ с налоговыми льготами и Парк высоких технологий.

H&F решил изучить белорусский феномен и разобраться, как сочетается вольное предпринимательство с Wi-Fi по паспорту, выкорчёвыванием свободы слова и другими гримасами посткоммунизма.

Сентиментальные киллеры

Самая частая присказка туриста в Минске — «Как в Союзе!». С этими словами кивают на Горисполком, рассматривают трикотажные тельняшки в ГУМе, прогуливаются по улицам Маркса и Энгельса, а также проспекту Независимости, демонстрирующему мощь и основательность сталинского ампира. Здесь, в историческом центре, израильская Viber сняла офис и разрабатывает своё VoIP-приложение для смартфонов.

Такой офис можно представить где угодно: двое в серых худи играют в пинг-понг, на кухне бар с десятком початых бутылок, в коридоре то там, то тут — сентиментальные рисунки зверушек. Основатели бывают здесь нечасто и наездами.

«Белорусский убийца Skype» — так окрестил VoIP-приложение журнал Businessweek

Совладелец Viber Игорь Магазинник морщится, когда ему напоминают об этом. Прозвище приклеилось, но до убийств далеко: у Viber 170 млн пользователей, у Skype — втрое больше.

Первая версия Viber была запущена в 2010 году; у Магазинника и его партнёра, Тальмона Марко, уже был совместный проект — сервис для обмена файлами iMesh. Марко и Магазинник познакомились в израильской армии и подружились на почве хайтека.

Под iMesh им удалось найти инвесторов — «это интеллигентные образованные израильские люди с деньгами, таких полно». Вложения начали возвращаться уже через год, в том числе поэтому они инвестировали и в Viber.

Разместить разработку в Беларуси Магазинник и Марко решили в 1999 году, когда писали iMesh. Они наняли двух разработчиков в Витебске и договорились об аутсорсинге с минской компанией Synesis. «Мы не стали работать с китайцами или индусами, потому что менталитет у них другой, сложно договориться», — вспоминает Магазинник. Он лукавит — дело не только в менталитете. Час работы программиста из Индии тогда был примерно равен часу работы программиста из Беларуси; китаец обошёлся бы дороже.

Белорусская система образования удачно сохранилась с советских времён — НИИ ЭВМ, Институт радиотехнологий, спецкафедры. Ежегодно вузы выпускают 3 000 программистов. Если в 90-х их услуги покупали Apple, Microsoft или свои же эмигранты вроде Аркадия Добкина (NYSE: EPAM), то теперь в Минск переносят сами компании.

Старший программист получает в Viber на руки $3 000. «В Израиле программист стоит столько же, но я плачу за него в два-два с половиной раза больше из-за налогов», — подсчитывает Магазинник выгоду от работы в Беларуси. Его компания пока в убытке, но в 2013 году собирается тестировать разные модели монетизации, а к концу 2014 года окупить затраты инвесторов. То есть заработать десятки миллионов долларов. Viber не станет платным, но попробует премиальные сервисы; какие — пока секрет. Ещё белорусы пишут версию для десктопа, потому что это анекдот, когда киллеры скайпа проводят собеседования с программистами через Skype.

Свидание за деньги

Если компания Viber пользуется благами ОЭЗ и срезает треть издержек, будучи избавленной от платежа в бюджет, НДС и налога на прибыль, то благотворительному аукциону знакомств MaeSens только предстоит вступить в Парк высоких технологий. Инициация проходит так: презентуешь проект наблюдательному совету и, если его одобряют, можешь располагаться где угодно; в здании Парка сидеть необязательно.

«Как вам пришла в голову идея совместить дейтинг и благотворительность?» — спрашиваю у создателя MaeSens (Goodwillion в России и США) Дениса Кондратовича. Он обижается: «Вообще-то мы не дейтинг». Кондратович и его партнёр Михаил Карпицкий пакуют чемоданы на пересадочный рейс в Сан-Франциско. Они уже подняли два раунда инвестиций — их проект поддержал Грэг Кидд, который вкладывался на ранних стадиях в Twitter и Square.

Идею разыгрывать на аукционе встречи, ужины и свидания, а вырученные деньги отправлять в детдом Кондратович подглядел пять лет назад у какого-то пользователя «ВКонтакте» из Украины. Кондратович учился на IT-инженера, и они с одногруппниками открыли свою группу во «ВКонтакте» и раз в месяц проводили аукционы. Группа быстро выросла до 6 000 человек.

Люди клевали не на фотографию, а на описание человека, который выставлял на аукцион встречу с собой: «чемпион по бильярду», «научу плести макраме», «знаю тысячу и один анекдот про программистов». Но Кондратович подчёркивает, что важна также возможность свидания: «Не каждая девушка или не каждый парень согласятся с вами поужинать просто так, а тут он вроде как обязан прийти, если вы выиграли встречу с ним».

Кондратович и его соратники получали по сотне дейтинговых фотографий в месяц.

«Мы чертили бесконечные таблицы Excel, вели учёт: кто встретился, кто заплатил, чью фотографию не успели разместить, а потом предстояло ещё собрать деньги — нам их передавали прямо в руки — и отправить их нуждающимся через банк». В конце 2010 года юристы намекнули Кондратовичу, что тот занимается незаконной деятельностью, и они с Карпицким зарегистрировали компанию.

Группа раскололась, но Кондратович и Карпицкий мыслями были уже в США: «Мы установили комиссию в 20%, потому что нереально было привлечь инвестора, ничего не зарабатывая». Ежемесячно они с партнёром зарабатывают примерно по $3 400, то есть на свои деньги не прожили бы.

На выставке стартапов в Вильнюсе во время фуршета Денис узнал Грэга Кидда, который стоял об руку с женой у стола. Белорусы подошли к инвестору и начали излагать свои идеи; тот доедал салат «Цезарь» и вежливо кивал. Помогла супруга Кидда, которая заинтересовалась благотворительной стороной дела, долго задавала вопросы, а потом зашептала что-то на ухо мужу. «О'кей, вот моя визитка, напишите мне в LinkedIn и пришлите бизнес-план», — откланялся инвестор.

Летом 2012 года они поехали в Кремниевую долину, но провалились из-за неумеренного использования слова dating. Жертвователи — как правило, благопристойные семьянины — пугались от одной идеи публично добиваться свидания с юными красотками.

В прошлом году Goodwillion получил от Кидда $100 000 и сменил стратегию. Компаньоны обращаются напрямую к благотворительным организациям и поощряют их проводить аукционы адресной помощи. Весной изменится дизайн и стартует партнёрская программа с американскими благотворителями.

Кондратович не раз слышал: «Куда ты лезешь, зачем тебе Америка, мало ли какие претензии тебе КГБ выкатит». Прислушиваться к ним бизнесмен не желает: «Пока ты не касаешься политики, всё работает по правилам».

Пингвины и демократия

«Вы выбрали лучшее место в городе», — хвалит Валентин Мерзликин кафе на пересечении проспекта Карла Маркса и улицы Энгельса и пускается в рассуждения о минских заведениях. Мерзликин — гурман, он может поехать в Киев за ящиком любимого вина, потому что в Белоруссии такое не продаётся, в его инстаграме сплошь фото красиво сервированных блюд. Мне стоит немалых усилий свернуть его в сторону высоких технологий и заставить говорить о собственном проекте — мобильной игре «Демократия».

До 2010 года Мерзликин жил в Новосибирске и работал директором компании Alawar, производителя казуальных игр. Теперь бывшие коллеги чаще всего спрашивают, как уродилась картошка. Работа наскучила Мерзликину, и он начал искать способ, как ничего не делать, и пришёл к выводу, что нужно создать собственную студию. У него были накопления — $50 000, и он выбирал, где открыть бизнес: где-то в России, в Киеве или Минске. Для старта на родине денег было маловато, в Киеве не понравилось, что говорят по-украински, а в Беларуси Мерзликин почувствовал что-то родное.

Спрашиваю: «Но как же тоталитаризм, свобода слова, репрессии, неужели комфортно?» «Я из России, вы помните?» — улыбается Мерзликин. В Минске он познакомился с Сергеем Нескиным, который вскоре стал его партнёром и занимается управлением.

Первую игру компаньоны так и не выпустили. «У нас банан прыгал в коробке по джунглям, очень захватывающе», — язвит Мерзликин. Игра не подошла издателям: слишком много похожих. Зато вторая продержалась в топе AppStore несколько месяцев. «Демократию» выпустили 10 декабря, через шесть дней после выборов в Госдуму РФ. В поле 6 на 6 квадратов нужно расставить объекты — травку, барашка, избирателя, участок. Фигурки трансформируются друг в друга, появляются объекты, которые мешают пройти уровень, на поле возникают Путин, Медведев и царь-Михалков с золотой державой.

«Я подсмотрел механику в одной игре на Facebook. Мы выбирали, какие у нас будут персонажи, — признаётся Мерзликин. — Начали делать с пингвинами, как вдруг пришла идея сделать игру про политику». Он рассматривает «Демократию» как вклад в протестное движение, хотя оппозиционеры его игру будто бы не заметили. Появление фигуры «юрист» дошло до Алексея Навального через несколько месяцев и не принесло никакого эффекта. «Наша аудитория — пассивные протестующие. Те, кто не ходит на митинги, но у себя на кухне обсуждает, как всё неправильно устроено».

Таких стабильно набирается 120 000 человек в месяц. Ежедневно в «Демократию» играют 10 000 владельцев айфонов. Сейчас тема выборов ушла, но российская политика подкидывает Мерзликину всё новые фигуры. За последнее время в игре появились Ксения Собчак с конвертами, Pussy Riot, храм Христа Спасителя и другие.

Мерзликин и партнёры заработали на «Демократии» $300 000. Он утверждает, что получил предложения сделать проекты про политику США, Китая, адаптировать игру для французов и немцев. И только про белорусских политиков он шутить не собирается: «Про Лукашенко я бы и не смог смешно пошутить. Честно, не интересуюсь местной политикой. У людей такое же состояние, как в России году в 2008. Помните, тогда в политике всё было скучно и стабильно, зато проснулся интерес к бизнесу».

Количество субъектов малого и среднего бизнеса в Беларуси растёт, к концу 2012 года их было почти 100 000.

Они генерируют 23% ВВП, что на 6% больше, чем годом ранее. Три года назад Лукашенко, ознакомившись с рейтингом Всемирного банка Doing Business, вспылил и поставил задачу — войти в первую тридцатку к 2015 году. Теперь регистрация компании занимает два дня. Бизнесмену достаточно оформить заявление в исполком; можно подать в электронном виде.

Госслужащие не страдают тяжёлыми формами взяточничества. «Страна не такая большая, как России. Здесь нет стольких уровней, на которых можно воровать», — выдвигает версию Мерзликин. «Здесь я могу быть уверен, что всё будет по правилам и точно по инструкции», — вторит ему Магазинник.

Давление на бизнес со стороны государства, безусловно, существует. Но страдают от него крупные и стратегически важные предприятия. «Представьте, как вы будете отбирать IT-компанию? — усмехается Мерзликин. — Что вы получите? Десяток стремительно дешевеющих компьютеров и никакой выгоды».

Look at them

Я иду за Евгением Валуевым мимо обшарпанных заводских стен, изо рта валит пар, помещения не отапливаются. Узкий лифт, оббитый коричневой фанерой, скрипит, как несмазанная телега. Однако за дверью в офис Ultralab картинка меняется: из doom-интерьера мы попадаем в уютный лофт. Играет музыка, разбросаны оранжевые мешки-пуфы, висят пробковые доски, пристроен второй этаж, там тоже рабочие места.

«Мы не хотели в бизнес-центр. Мы хотели лофт», — говорит Валуев. Администрация завода Октябрьской революции опасалась брать непонятно чем занятых арендаторов, но два месяца уговоров и обещание ремонта сделали своё дело.

В 2009 году в жизни Валуева произошёл перелом: он отправился к тёте в Канаду и получил в подарок первый iPhone. «За два дня мы с братом собрали прототип первой игры — с помощью акселерометра нужно было уворачиваться от кубиков». Половину отпуска Валуев провёл в айфоне — ни озёра, ни Торонто не впечатлили его так сильно. Вернувшись домой, он за два года сколотил команду единомышленников, и мысли об эмиграции улетучились.

Валуев увлёкся дизайном и решил, что «работать на дядю плохо». Они с одногруппниками собирали заказы на сайты, к ним присоединились программисты — так родилась Ultralab. У компании два опубликованных приложения — iPhorisms с крылатыми фразами и Ultraweather, позволяющее накладывать на фотографии для инстаграма сведения о текущей погоде («я на Бали, здесь +32, а чего добились вы?»).

У обоих приложений пока несколько сотен тысяч скачиваний в AppStore. Зато проекты помогли Валуеву понять, в какую сторону развиваться. «Как ни странно, нам было не очевидно, что нужна плотная интеграция с соцсетями и комьюнити не появляется ниоткуда. Нужно приложить усилия, чтобы создать правильное сообщество», — рассказывает он типичные стартаперские ошибки.

Ставку он делает на сервис Gifstory — соцсеть для обмена гифками. «Когда мы увидели Vine, испытали смешанные чувства. А потом поняли, как же нам повезло», — говорит Валуев о конкуренте, который должен разогреть рынок и обеспечить успех его приложению. Vine подготовит пользователей, которые перестанут бояться коротких клипов. Про Gifstory уже написал в восторженном ключе TechCrunch, поэтому в заинтересованности аудитории Валуев не сомневается. Ещё Ultralab готовит проект в области анализа соцмедиа («Это займёт какое-то время, мы делаем всё не спеша — Беларусь!»).

Компания не собирается вступать в ПВТ. Независимость от бюрократов и инвесторов — ключевое понятие для Валуева: «У компании своя культура, свой путь и своя команда». Он ценит дружескую атмосферу в лофте и часто зазывает в гости дизайнеров, фотографов и стартаперов.

Паста и тюбик

Начальник отдела маркетинга Парка высоких технологий Юрий Деревянко открывает ноутбук и докладывает: в 2012 году Парк заработал $350 млн, а с момента основания — $1 млрд. Начинаю задавать Деревянко вопросы, но он останавливает: «Сначала досмотрите презентацию, и если что-то ещё будет непонятно, вы спросите». Ему на вид к пятидесяти, курирует IT-технологии недавно, а раньше этот полковник запаса занимался «иностранным сотрудничеством по военной части».

Его начальнику Валерию Цепкало удалось убедить Лукашенко в необходимости поддерживать и контролировать высокотехнологические компании. Цепкало до 2002 года был послом Беларуси в США, потом до 2005 года служил советником президента. Кстати, взгляд на презентацию полковника обнаруживает противоречия: развиваются продуктовые разработки, но 90% выручки Парка в 2012 году генерирует то же оффшорное программирование (год назад — 80%).

Так или иначе, объятия, в которых государство удерживает айтишников, только кажутся крепкими.

Да, налоги, стабильность и уровень цен, позволяющий платить зарплаты ниже, чем у соседей, — это прекрасно. Но режим Лукашенко держится на политических играх с Россией и её нефтью, и это зыбкая основа. Экономист Константин Сонин в «Уроках экономики» показывает, что успех диктатуры — временный эффект. Если власть не сменяется, рост экономики и даже её устойчивость маловероятны. При этом диктаторы катастрофически неразборчивы в выборе преемников.

Лукашенко уже получил сигнал: полтора года назад правительство во время девальвации белорусского рубля зафиксировало доллар на 56% ниже реальной цены. Юрлицам предписали обменять валюту за три дня по курсу ЦБ. Многие IT-компании недополучили часть выручки и стали зондировать почву насчёт штаб-квартир за границей — на случай ещё одного кризиса.

Предприниматели, с которыми я разговаривала, не похожи на жевунов и мигунов из «Волшебника Изумрудного города», каковыми выглядят белорусы в работах этнографов. Они не похожи и на шарики, запутавшиеся в колючей проволоке.

Граждане мира не привязывают бизнес к Беларуси и прагматично используют режим Лукашенко, понимая, что могут перевезти компанию в более комфортный климат. Пока им удобно в Минске, они здесь, но если что, готовы собрать вещи и уехать с берегов Свислочи в Европу или США. У каждого открыта виза в государство, которое, как они считают, может стать более удобным для предпринимательства.

Этой свободой от domestic market они выгодно отличаются от большинства русских стартапов.

Криминальный скандал в Парке высоких технологий

СК возбудил сразу несколько уголовных дел, связанных с реализацией инвестпроекта на территории Парка высоких технологий.

В поле зрения Следственного комитета попало сразу несколько компаний, которые довольно известны в ПВТ и так или иначе подключены к реализации инвестпроекта по строительству инфраструктуры ПВТ.

Речь идет не о резидентах ПВТ, а о тех, кто их обслуживал, в том числе и о некоторых логистических компаниях.

Как пояснили «Ежедневнику» в СК, в качестве подозреваемого в деле фигурирует учредитель ЧТУП «Комкабельинструмент», который занимал в компании должность специалиста по внешнеэкономической деятельности. Он был арестован Генеральной прокуратурой еще в июне, однако обвинение в отношении него конкретизировалось только сейчас. Все это время проводились многочисленные проверки и ожидались ответы на запросы, касающиеся реализации инвестиционного проекта, а также уплаты таможенных пошлин в рамках него. Именно таможенные пошлины и стали камнем преткновения.

По данным СК, подозреваемый под предлогом оказания компании Ideab Project Etsti AS (Эстония) содействия в таможенном декларировании ввозимых ею на территорию Республики Беларусь товаров путем обмана и злоупотребления доверием должностных лиц компании с 4 июня по 30 августа 2012 года завладел денежными средствами, предназначенными для уплаты таможенных платежей, на общую сумму более 3,9 миллиарда рублей. Все эти товары ввозились в Беларусь для строительства объектов на территории Парка высоких технологий в Минске, которое ведется в соответствии с государственной инвестиционной программой. Иными словами бизнесмен просто «кинул» крупного эстонского инвестора, привлеченного для реализации инвестиционного проекта по строительству инфраструктуры ПВТ, положив деньги, предназначавшиеся для растаможки товаров, в свой карман.

Также следствием установлено, что подозреваемый, желая получить имущественную выгоду, осуществил уклонение от уплаты таможенных платежей товаров, ввезенных на территорию Беларуси в адрес ЧТУП «Комкабельинструмент» и ЧТСУП «БелЛесМашСервис». По данным следствия, сделано это было через размещение товаров в зоне таможенного контроля склада временного хранения, принадлежащего ООО «Белсотра». Подозреваемый обманул должностных лиц склада, предъявив им поддельные документы о произведенной растаможке товаров. В соответствии с этими документами товары были выданы со склада и вывезены с территории зоны таможенного контроля без разрешения таможенного органа. Все эти товары были незаконно вовлечены в экономический оборот на территории Беларуси, чем был причинен ущерб ООО «Белсотра» в размере более 5 миллиардов рублей.

Аналогичным образом подозреваемый с 30 апреля 2011 года по 13 августа 2012 года «растаможил» еще одну партию товаров, уклонившись от уплаты таможенных платежей на сумму свыше 300 миллионов рублей.

В настоящее время учредителю ЧТУП «Комкабельинструмент» предъявлено обвинение в совершении преступлений по трем составам преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом Беларуси: ч.4 ст.209 (мошенничество, совершенное организованной группой либо в особо крупном размере), ч.2, ст.216 (причинение имущественного ущерба без признаков хищения, совершенное группой лиц по предварительному сговору либо в крупном размере), ч.1 ст.231 (уклонение от уплаты таможенных платежей в крупном размере).

http://dev.by/lenta/main/glava-pvt-nash … ym-liderom